Российский Тибет
(Продолжение. Начало в №35-38, 40-42)
В нескольких километрах от нашего туристического комплекса располагалось озеро Манжерокское, небольшое, тихое, а в сравнении, например, с Телецким, своего рода алтайским «Байкалом», о котором я уже писал, так совсем кроха. Однако по популярности он вполне может соперничать со своим знаменитым собратом и даже в чем-то превосходить его. Поэтому если бы Манжерокское находилось не рядом с лагерем, а гораздо дальше, мы, думаю, в любом случае побывали бы на нем.
В Майминском районе, в котором мы жили, это единственное озеро, и в знойные летние дни люди устремлялись на его пологие берега, понятно, не только для того, чтобы полюбоваться живописными видами. В это время пустели даже многочисленные турбазы, размещавшиеся по берегам вечно говорливой и беспокойной Катуни. Её питают ледники далекой Белухи и многочисленные речки и ручьи ниже по течению, и редкие смельчаки на пустынном пляже нашего лагеря решались на то, чтобы войти в холодные и мутные воды реки. Чаще мы тут видели людей в специальном оранжевом облачении, усталых, мокрых, но чертовски довольных произведенным сплавом на рафтах с верховьев крупной сибирской реки.
На Манжерокское мы прибыли в один из ясных, безоблачных дней самой середины лета, когда уже с утра хотелось поскорее спрятаться где-нибудь в спасительной тени от палящих солнечных лучей. Еще не видя озера, мы почувствовали его по столпотворению из людей и машин самых разных марок. С предосторожностями, чтобы не попасть под колеса транспорта, пересекаем дрожащее в мареве дорожное полотно и вскоре оказываемся у своеобразного входа на водоём – широкого прохода между деревьями леска, за которым зеленовато поблескивала вода. Озеро и впрямь, в общем-то, никак не впечатляло, на противоположном зеленом берегу отчетливо, во всех деталях, можно было рассмотреть несколько построек горнолыжного комплекса, фигурки людей. И все ж озеро будто магнитом притягивало к себе всех страждущих – жаждущих, и, походив немного по округе, можно легко повстречать среди яркой и шумной толпы жителей Бийска, Барнаула и даже Новосибирска, которые специально приехали сюда к подножию горы Синюха, возле которой и лежит неким драгоценным эллипсом в зеленом обрамлении Манжерокское. Озеро уже давно стало, может быть, вопреки желанию местных властей, одной из интереснейших природно-экологических достопримечательностей Горного Алтая.
Там и сям возле мангалов орудуют бойкие и назойливые шашлычники, даже в самое летнее пекло находящие своего клиента. Ряды киосков, где продаются сувениры, всякая выпечка. В прокат предлагаются катамараны. В одном месте прямо посреди дороги к водоему натыкаюсь на довольно крупную алюминиевую кастрюлю, чуть не до краев заполненную чем-то черным. Подхожу и заглядываю в нее – нечто вроде орехов с плотной кожицей и острыми углами-рожками; все вместе, кучей, – похоже на звезды. И тут мое сознание молнией озаряет догадка.
– Не водяной ли это орех… как его… не чилим ли? – подняв голову, спросил я ища глазами продавца.
– Он, он самый… Чилим, – невозмутимо ответил мне пожилой мужчина, сидевший в стороне на скамейке, чем, не скрою, вверг меня в ещё большее удивление. Дело в том, что это не просто орех, это – реликтовое растение, занесенное в Красную книгу страны. В естественных условиях растет только на Алтае – в Манжерокском и еще в нескольких соседних озерах. Человеку водяной орех известен с древнейших времен. Его широко употребляли в пищу, использовали в качестве лекарства, украшений для одежды, наконец как талисман, веруя в то, что он приносит удачу. Именно сей краснокнижник и стал той далеко не последней причиной, побудившей власти около двадцати лет назад объявить озеро памятником природы. Однако это не мешает кому-то делать свой сомнительный бизнес, предлагая туристам плоды находящегося на грани исчезновения растения. Кстати, и на водной поверхности оно смотрится как звезда, а рогатые плоды, играющие роль своеобразных якорьков, помогают ему на новых местах закрепляться на мелководье.
Купающихся много, кое-где на пляже видны даже яркие палатки – свидетельство того, что любители водных ванн тут практически днюют и ночуют. Несмотря на ужасающую тесноту, мои спутники не растерялись, нашли себе местечко на горячем, как раскаленная сковорода, песке, разделись и – бултых в воду! Судя по тому, что солнце стояло еще высоко в зените, а значит рассчитывать на скорое ослабление жары не приходилось, их купание наверняка затянется.
Я решил получше ознакомиться с окрестностями Князь-озера. Тут никакой описки, никакой оговорки. В прошлом водоем – часть старого русла Катуни – по-разному именовался, и в числе прочих было у него монгольское название Доингол, что и означало Князь-озеро.
В одном месте отчетливо уловил запах лошадей, да такой резкий, густой как если бы я очутился где-нибудь возле конюшни. Двинулся из любопытства на него в сторону прибрежного лесочка и вскоре увидел несколько лошадей. Неподалеку – прочный широкий стол под деревьями с разной съедобной всячиной. Иногда к столу, вернее к двум мужчинам, сидевшим за ним, подходил кто-нибудь из отдыхающих и начинал переговоры, порой при этом энергично жестикулируя. Обычно они заканчивались тем, что один из мужчин вставал, помогал взобраться ребенку или взрослому человеку на одну из лошадей, брал ее за повод и водил по кругу несколько раз. У мужчин был еще верблюд, но интереса к нему такого, как к лошадям, почти никто не проявлял. Впрочем, это обстоятельство гордое животное, кажется, никак не задевало. Развалившись на утрамбованной, как камень, земле, оно с безучастно-равнодушным видом пережевывало свою нескончаемую жвачку и представлялось тут самым мудрым существом из всего окружающего. Это была верблюдица, но проходившие мимо то и дело называли ее верблюдом. Из-за деревьев со стороны озера показалась молодая парочка.
– О-о-о, верблюд! Ты смотри, настоящий верблюд! – громко воскликнул парень, остановившись, как вкопанный, на секунду-другую, и в это время в его глазах было столько удивления, как если бы он увидел по меньшей мере «корабля пустыни» из чистого золота.
– В прежние годы, – признался со вздохом Степан, один из хозяев животных, – мы на ней хорошо зарабатывали. Была в диковинку и желающих покататься было хоть отбавляй. А теперь у народа интерес больше к лошадям…
Вновь оказываюсь возле «ворот», ведущих на бронзовый от множества обнаженных тел пляж, и только сейчас замечаю по обе стороны на стволах высоких деревьев надписи о запрете купания в этом районе. Я часто в своих передвижениях по Горному Алтаю видел такие строгие запреты. Даже на пустынном, еще почти не тронутом цивилизацией Балыктукеле. И повсюду они с поразительной легкостью нарушались.
(Продолжение следует)
