Помнит старый солдат

Несмотря на то, что Черниговщина находилась довольно далеко от государственной границы, война в жизнь Сорок вошла сразу и внезапно. Уже на третий день призвали в армию главу семьи Гаврилу Ивановича. Он в родной Гмырянке пользовался большим уважением среди земляков, слыл грамотным, толковым человеком, был заместителем председателя колхоза. Заботы о большой семье, где пятеро детей, легли на плечи жены, Евдохи Опанасьевны и ее старшего сына Александра.
Село Гмырянка было большим, и на фронт ушло из него много мужчин.
Тише стало на улицах, смолкли песни, смех, даже дети и те, кажется, стали другими – они посерьезнели, повзрослели. Куда только делись беззаботность и веселье! А уж когда в этих местах появились немцы, в душах селян поселились непреходящий страх и тревога за себя и своих близких.

Сразу установились новые порядки. Если в какой-нибудь двор заходил гитлеровец и начинал кричать «Матка, яйки, яйки!», это значило, что хозяйке надо было немедленно, без ропота, во избежание крупных неприятностей, выполнить пожелание «гостя» и дать ему требуемое. Иногда пришедший прихватывал с собой и кур. Курятину немцы любили, да так, что через некоторое время на подворьях Гмырянки редко где можно было увидеть домашнюю птицу.

Впрочем, иногда «изымать» излишки продовольствия у населения они поручали своим верным прислужникам – полицаям. Как-то перед новогодними праздниками из соседнего городка Прилуки поступило распоряжение: доставить мед, мясо, масло. И вот обоз, груженный награбленным, тронулся в путь. Однако до Прилук он не добрался, в дороге был перехвачен партизанами и развернут назад. Продукты вернули тем, у кого они были взяты на нужды солдат вермахта.

Не раз и Александра Сороку заставляли возить в те же Прилуки дрова и сено немцам. Там ему довелось видеть, как по утрам оккупанты догола раздевали еврейских женщин и детей и загоняли их в реку. Те, рыдающие и с перекошенными от страха лицами, пытались выбраться на берег, но фашисты с жеребячьим гоготанием и смехом вновь загоняли несчастных в холодную воду. Так они развлекались.

А бывало, отставив в сторону свои «шутки», они поступали просто: забирали людей в Гмырянке, других близлежащих селах и куда-то увозили. Обычно это были евреи и коммунисты. Больше их никто не видел. Молодежь отправляли на работу в Германию. И чтобы не оказаться в очередной партии угоняемых в рабство, Александр Сорока со сверстниками прятался в окрестных лесах.

Но в безопасности себя ни новые хозяева жизни, ни бандеровцы, сотрудничавшие с ними, не чувствовали. Как-то в селе поднялась паника – повсюду слышались выстрелы, крики. Оказывается, кто-то пустил слух, что к Гмырянке приближаются партизаны. Действительно ли это были партизаны или просто кому-то померещилось, но страху тогда на этих вояк нагнали много.

Партизаны наносили большой урон фашистам. Они представляли собой грозную силу. Называли их ковпаковцами. На вооружении у них были даже танки, в том числе трофейные немецкие. Гитлеровцы неоднократно пытались покончить с ними или хотя бы подорвать их силы. Перед тем как начать проческу очередного лесного массива они ставили впереди бандеровцев и прочих борцов за самостийну Украину, иногда в этих карательных экспедициях участвовали и власовцы. Сами же немцы шли с оружием наизготовку сзади. При малейших признаках проявления трусости, попытке к бегству они своих подручных расстреливали на месте.

Несмотря на то, что через Гмырянку два раза прокатывалась линия фронта, село почти не пострадало в войну. Правда, незадолго до того как оно было освобождено нашими, в нем появились несколько фашистов. Видимо, перед ними была поставлена задача спалить село перед тем, как в него вступят части Красной Армии. Однако, узнав о том, что где-то поблизости партизаны – или им опять померещилось? – каратели сели в машину и драпанули из Гмырянки что есть мочи.

Освободили родную Черниговщину от гитлеровской нечисти, и тут у Александра как раз подошел срок призыва в армию. Его и других хлопцев из местных месяц продержали в военкомате, обучая новобранцев разным военным премудростям. А затем на поезд – и в Калугу. Было это зимой, в начале 1944 года. Здесь тоже учения дни напролет до изнеможения, до того, что, едва добравшись до казармы, хлопцы падали с ног и засыпали мертвецким сном. И так – на протяжении шести месяцев.

Питание было скудным, мерзлая картошка да капуста. Мерзла картошка потому, что из-за нехватки рабочих рук не успели убрать ее с полей и она в зиму ушла под снег.

Вспоминая годы военной юности, А.Г. Сорока сказал:

– Одним из самых примечательных эпизодов был приезд в нашу часть под белорусским Бобруйском – это уже после 111-го запасного стрелкового полка – Жукова Георгия Константиновича. Запомнился простым, по-отечески заботливым человеком, от взгляда которого не ускользала ни одна более или менее заслуживающая внимания деталь. Он, конечно, видел наши бледные изможденные лица, видел, в каком обмундировании мы были – в старом, застиранном до дыр, то, что называют «бывшим в употреблении». И он тогда, собрав нас в большой круг перед собой, сказал примерно следующее: «Нам скоро предстоят бои на территории самой Германии, будем брать Берлин. Однако в таком состоянии, которое у вас, много не навоюете! Будем исправлять ситуацию». И действительно вскоре питание в полку заметно улучшилось, и напряженные многочасовые учения уже не казались настолько тягостными и изнуряющими. Да, они, учения некоторое время и в Белоруссии у нас были по 16 часов в сутки.

В июне 1944-го в составе передового отряда А.Г. Сорока успешно форсировал реку Друть, прикрывая из ручного пулемета своих пошедших в наступление товарищей. За эту операцию был награжден орденом Славы III степени.

На несколько недель его уложит на госпитальную койку осколочное ранение в голову, полученное в одном из последующих боев там же, в Белоруссии. Правда, ранение окажется достаточно легким, и курс лечения он пройдет в ближнем тылу, провалявшись в одном из обычных сельских сараев. Потом будут еще несколько ранений и контузий – тоже не очень тяжелые, надолго не выводившие бойца из строя. Последнее ранение в правый бок, пройдя с боями по белорусской земле, через Польшу, сержант Сорока получит уже в Германии в один из майских победных дней.

– Весть о капитуляции врага я с товарищами встретил под Берлином, где-то в лесу, – говорит Александр Гаврилович. – Нас готовили к уличным боям, к взятию рейхстага, но, увы, эта почетная миссия выпала на долю других… – улыбнулся ветеран. – Но в Германии мне пришлось задержаться после Победы еще на два года. Наводили порядок, выискивали недобитых фашистских ублюдков, которые не сложили оружие и время от времени устраивали нападения на наши части, убивали часовых из-за угла.

После службы в Германии вместо ожидаемой демобилизации судьба забросит его на новый фронт, связанный с укреплением обороноспособности страны – в далекий Казахстан, где он на протяжении трех лет участвовал в строительстве и обустройстве военного полигона Капустин Яр. За песком ездили в Уральск. Тут он и познакомился со своей будущей спутницей по жизни Настей, с которой они вырастят и воспитают четверых детей.

Наконец демобилизовался и весной 1950 года устроился штамповщиком на машиностроительный завод имени К.Е. Ворошилова в кузнечно-прессовый цех. Работа была трудной, беспокойной, и вскоре война очень даже чувствительно напомнила о себе. Сидевший в правом боку осколок мины вдруг «ожил» и стал перемещаться по телу, доставляя острые и мучительные боли. Обратился в заводскую поликлинику, а там опытный хирург, женщина, тоже из фронтовиков, всю войну прослужившая по медчасти, посоветовала ему: как дойдет осколочек до колена – сразу к нам. Он так и сделал. Без всякого наркоза сделали на колене надрез и злосчастный «осколочек» буквально вылетел оттуда, чуть не попав в рот помогавшей врачу санитарке.

Более четверти века отдал родному заводу Александр Гаврилович, на заслуженный отдых ушел оттуда.

И сегодня война частенько напоминает ветерану, причиняя ему не только душевные, но и физические страдания. В теле Александра Гавриловича и поныне находится смертоносный металл, который даже врачи ни тогда на фронте, ни сейчас не решаются трогать во избежание тяжелых последствий. Кстати, они скоро должны прийти домой к старому солдату, и мы, поздравив его с майскими праздниками, пожелав здоровья и еще раз здоровья, покидаем гостеприимный дом…