Полуостров неожиданностей
Дорога петляет по лугам и перелескам, порой ныряет в лесную чащу, и ветки скребут по бортам и крыше нашей экскурсионной «ГАЗели». Воображение рисует картину двухсотлетней давности, когда дорог не было вовсе, а лес был гуще и по неведомым тропам шли сюда люди просить Бога о милости, о прощении грехов, исповедоваться старцам в скитах, поговорить с ними о вечном, или просто помолиться. И в этой тишине, в каждом деревце, травинке и пташке ощутить божественное присутствие. Одним словом – Обитель. Садовский полуостров – место уединенное, отгороженное от остального мира реками, озером, лесом. И, как говорят верующие, – намоленное. Отшельниками, монахами, монашками, страждущими, томимыми духовной жаждою.
Обитель добра
Как будто в подтверждение этих моих мыслей возник на дороге вполне реальный странник в несезонном каком-то рубище, с густой черной бородой, обрамляющей молодое лицо. Оказалось, что это глубоко верующий человек, прихожанин всех городских церквей, и ждал он именно нас.
– Как вы здесь оказались? – спросила я паломника, который сел в машину.
– Пешком, – ответил он просто и даже как-то удивленно, мол, как же еще?
Останавливаемся около маленького поселка, получившего имя от духовной Обители и от знаменитых яблоневых садов, которые разводили здесь богатые уральские казаки. Озеро, подковой окружающее эту местность, тоже стали называть Садовским, а окружающую территорию просто Садами.
Кутищев рассказывает, что первые сады появились здесь еще в конце XVIII века и принадлежали они таким известным уральским фамилиям, как Бородины, Донсковы, Карповы, Мизиновы. А вот присяжному поверенному Логашкину землю под сады здесь не дали. Хотя он все требования казачьего начальства выполнил – и школу построил, и учителей за свой счет нанял.
Но первый скит появился в этих местах еще до садов. Как пишет уральский бытописатель Никита Савичев, еще в середине XVIII века старообрядцы облюбовали этот полуостров в 8-10 верстах к северу от Уральска. Здесь было несколько землянок, где жили «старцы», но мужской скит просуществовал недолго: уединенное место на берегу озера, окруженное Деркулом и Чаганом, весной заливалось.
В 1812 году сюда приходили молиться за ушедших на войну с Наполеоном матери, жены, сестры казаков. Николай Иванович Фокин в книге «Уральск православный» пишет, что были призваны более полутора тысяч казаков – три полка, и большинство пошли воевать добровольно. Борьбу с французскими захватчиками казаки воспринимали еще и как борьбу за веру, так как в Войске распространился слух, что Наполеон – антихрист и будет приводить казаков к «своей» вере. Оставшиеся в городе и на хуторах одинокие казачки отправились в Сады молиться за своих воинов и основали там небольшой скит. Здесь в молитвах они ждали возвращения своих мужей, сыновей, братьев. Но многие не дождались (один только четвертый полк потерял на войне 300 человек). Их вдовы решили отказаться от «мирской суеты» и «земных соблазнов» и остались в монастыре до конца дней.
Первой настоятельницей монастыря стала мать Феофания – красавица, потерявшая мужа через несколько лет после свадьбы. Многие добивались ее руки и сердца, но она приняла монашеский постриг и «сестры» избрали ее своей игуменьей.
За верность памяти мужа, за истовую веру в Бога, спокойный и строгий характер, казаки ее буквально боготворили, считая символом любви и верности.
Феофания не гнушалась никакой работы и была примером для монахинь и послушниц. Казаки помогали монашкам строить кельи, спасаться от половодья, делали подарки. Феофания имела авторитет даже у атамана Бородина, хотя тот был ярым противником раскольничества. Но Феофании он не отказывал ни в одной просьбе.
– В монастыре (в то время это был еще скит) была построена часовня с богатым иконостасом, – рассказывает Кутищев, – и казаки, возвращаясь с войны, дарили монастырю трофеи. Так, дед Никиты Савичева подарил скиту серебряные ризы, которые отобрал у французов, которые грабили наши церкви.
Осип Савичев, привез их в Уральск как военный трофей, – рассказывает Владимир Владимирович историю женского монастыря.
История не слишком длинная: после смерти Феофании в 1831 году скит был преобразован в монастырь Покрова Пресвятой Богородицы, но никто из игумений не мог заменить Феофанию.
К тому же, местность вокруг обители весной заливалась, приходилось возводить новые кельи, а монастырь у казаков уже не пользовался таким авторитетом. Но главное – на Садовском полуострове уже не было прежней тишины и благодати: рядом с обителью разрастались сады. Если в 1785 году здесь их было 48 на 20 гектарах, то в 1885 году сады занимали полторы тысячи га. Для работы владельцы нанимали большей частью людей пришлых. Прятались в садах разного рода мошенники и проходимцы.
(Н.И. Фокин называет, к примеру, мнимого юродивого Семушку, бывшего фальшивомонетчика, скрывающегося в Садах возле Обители). Строилось жилье для работников садов, так появилась рядом с монастырем беспокойная слобода.
В общем, ни уединения, ни тишины, ни благодати. Слишком близко мирские греховные соблазны. Жаловались монахини на то, что не дают им спокойно молиться, и требовали выселить с полуострова пришлых и буйных. Владельцы садов протестовали – работать-то кто будет – но атаман монашек послушал, и слободу переселили на другой берег Чагана, так называемые Выселки.
А в 1871 году в монастыре случилась беда – большой пожар начисто спалил часовню, в которой находились старинные иконы и «старопечатные» книги. Денег на восстановление часовни не нашлось, монастырь приходил в упадок, а потом неожиданно разделился на две обители. Единоверческой общине хозяйственное правление помогало, а в старообрядческой доживали век последние защитники «подлинной благодати».
Скит отличается от монастыря более уединенным образом жизни. Классический скитской образ жизни пришел из Египта, где подвижники селились в пустыне Скит (отсюда название). Шесть дней в неделю они проводили в безмолвии, а раз в неделю собирались для общего богослужения. Современный скитский устав, конечно, отличается, но общее направление сохраняется.
Сегодня возрожденный Покровский монастырь находится в другом месте на берегу Чагана, рядом с Домом инвалидов.
Мы, конечно, знаем, что ничего не сохранилось на месте скита и монастыря, и даже могилы последних уральских раскольников давно сравнялись с землей. Но едем к этому месту, чтобы попытаться ощутить: а осталось ли что от прежней благодати?
Заповедными тропами ведет нас краевед, знаток духовной жизни старого Уральска Владимир Кутищев. Его машина впереди указывает дорогу.
Останавливаемся среди дубов, настоящих лесных красавцев, правда, ободранных снизу, наверное, на банные веники. Где-то здесь много лет назад находился «потаенный» старообрядческий скит, а потом монастырь. Наш бородатый богомолец уходит с дороги в заросли кустарника и цепляющейся за ноги ежевики и, кажется, молится там.
Чуть дальше – тоже среди больших дубов и мелкой поросли от густо взошедших желудей – находим кладбище. Но оно не заброшенное – тут среди деревьев несколько свежих захоронений с поблекшими бумажными цветами. Возле могилы фронтовика Мартемьянова лежит расколотый камень. На камне выбита трудночитаемая надпись: «Под сим камнем покоится…». И дата – 1845.
Владимир Кутищев рассказывает, что камень обнаружил один из жителей поселка: стал разбирать старый дом и под ним нашел этот камень. Сказал местным – я, мол, мусульманин, а это христианское захоронение, не дело, что надгробный камень лежит не на кладбище. Вот его и принесли сюда, сложили расколотые куски. Над ними долго шептал молитвы наш попутчик с бородой.
Нет ничего прекраснее цветущего сада
Больше ничего интересного мы не увидели. Травой и быльем заросли все монашеские кельи и скит. И от садов ничего не осталось, хотя местные жители говорят, что остатки одичавших яблонь еще можно встретить возле Садовского озера.
– А ведь уральские яблоки на Парижской выставке в 1900 году завоевали золотую медаль, – сказала Нина Пустобаева. – Целыми обозами возили на продажу…
А кто сказал, что Садовская земля умерла, и не могут на ней снова цвести сады, оправдывая ее имя? Она просто ждала тех, кто ее возделает и возродит сады. И, кажется, дождалась.
Мы едем в питомник Кайрата Каримова и Розы Умурзаковой, решивших не только возродить былую славу Садовского, но и приумножить ее – создать на территории полуострова ботанический сад с редкими растениями и вывести новые сорта яблок, винограда, других фруктовых деревьев.
Большой металлический щит у входа на территорию питомника извещает, что это – ни много, ни мало – «Международный экспериментальный коллекционный сад-питомник памяти С.И. Исаева».
За высоким забором нас ждало некоторое разочарование – буйной зелени мы не увидели. Яблоньки маленькие и совсем крохотные, виноград тоже. Ряд экзотических растений тоже посажен недавно. Кайрат перечисляет названия, которые нам ничего не говорят. К стыду своему, даже кто такой этот Исаев, в честь которого назван сад, я понятия не имела.
Заметно, что наша темнота в вопросах садоводства обижает хозяев сада, которые произносят эту фамилию и имя «Ирина Сергеевна» с придыханием восхищения.
– Сергей Иванович Исаев – крупнейший селекционер-плодовод ХХ века, ученик Мичурина, он вывел более сорока сортов яблонь, а Ирина Сергеевна – его дочь – доктор сельскохозяйственных наук, которая в свое время была членом ученого совета Московского института садоводства, научным консультантом Никитского ботанического сада в Крыму, – наперебой рассказывают Кайрат и Роза. – И то, что мы заложили этот питомник – ее заслуга.
Хозяева объясняют, что они задумали возвести на этих пяти гектарах не просто сад. Это опытная научная площадка, на которой они собираются вывести сорта яблок, винограда, айвы, других плодовых деревьев, адаптированных к нашему климату – устойчивых к морозу и к разным болезням, вкусные и богатые витаминами.
С Ириной Сергеевной они познакомились, благодаря ее сайту. И теперь их связывает большая дружба, если не сказать более.
Ирина Сергеевна, которой уже за 80 лет, была безмерно рада тому, что в далеком Казахстане нашлись у нее такие единомышленники и энтузиасты. Кайрат и Роза познакомились с Ириной Сергеевной лично, она в курсе их дел, помогает им научной литературой, посадочным материалом, своим опытом и знаниями. А Кайрата называет своим «сыном от садоводства».
«Вот ты и посадил свой сад, сад во многом из сортов моего отца – сад памяти Сергея Ивановича Исаева», – пишет она в одном из писем.
«Цветущий сад – это благословение свыше. Ничего нет прекраснее на земле» – это из другого письма. И пожелание: «Надо, чтобы дети увидели это чудо – ваш сад, Кайрат!».
Супруги оба учатся в аспирантуре Оренбургского университета, пишут диссертации.
Уходили мы из будущего сада совсем с другим чувством. За высоким забором было, что беречь – бесценное сокровище, плодовый генофонд. Будут, будут опять на Садовском новые сады – еще лучше, еще краше прежних.
В юрте – бешбармак, в хате – галушки
Садовский полуостров вообще перестает быть местом пустынным. Его осваивают для организации местного туризма. Недавно здесь открыли этнотуристический центр «Саят». Когда мы подъехали к комплексу, он был окутан клубами пыли – бульдозер утюжил площадку под будущую этнодеревню.
– Здесь будут номера в виде жилищ разных национальностей, населяющих Казахстан, – объясняет тренер по конному спорту Ирина Кудинова. – Казахская юрта, казацкий курень, украинская хатка, и блюда подаваться будут соответствующие.
Пока можно недорого снять номер в обычном здании. Но чаще сюда приезжают покататься верхом: в комплексе большой манеж, в конюшне (про человеческое жилье сказали бы «с евроремонтом») шестнадцать лошадей, обученных ходить под седлом с любым наездником. Инструктор Настя Буин рассказывает о характере каждой. Лошади тянутся мягкими губами к ладоням – ждут гостинцев. У каждой лошадки свой шкафчик с индивидуальными седлом, уздечкой, щеткой и прочими атрибутами конского гламура.
От лошадей не хотелось уходить, но пора было возвращаться. Манило прохладой Садовское озеро, лесные тропы, могучие дубы. Полуостров оказался обитаем неожиданностями, незримой нитью связавший старину и современность.
