По Волге и Дону
(Продолжение. Начало в № 33-36, 38, 40-42)
Пожалуй, никогда до этого у нас, участников круиза, где бы мы ни «бросали свой якорь», не было такого грустного расставания, как с городом Ростов-на-Дону, Ростовом-папой. Здесь на нашем водном маршруте, растянувшемся на многие сотни километров, был конечный пункт, откуда началось движение назад, домой. Город будто не хотел отпускать нас. На набережной, несмотря на то, что был уже вечер, все еще продолжался фестиваль реки Дон. Отсюда, с речного фарватера, все было видно буквально как на ладони: множество людей, тут и там сценические площадки, выставочные павильоны, торговые палатки, что-то вроде полевых кухонь, далеко вокруг себя распространявших аппетитные запахи… И все это, как лист пергамента, удивительным образом разворачивалось и разворачивалось перед нами. Нам радостно махали с берега, что-то кричали, и в этих криках нам слышались пожелания доброго пути и новых встреч на гостеприимной донской земле.
Следующая остановка – часа через два – у нас по сути была другой, если можно так выразиться, полной противоположностью предыдущей. Ростов-на-Дону – крупный современный город, шумный, динамичный, устремленный в будущее, и вдруг – скромная сельская пристань, к которой мы со всеми предосторожностями подошли уже в начавших густеть летних вечерних сумерках. Нас встретила такая тишина, как будто мы попали в совершенно глухое и безлюдное место. Она нарушалась лишь голосами туристов, в нетерпении ожидавших у выхода подачи трапа, и музыкой, плавно лившейся откуда-то с верхней палубы.
Казачья станица Старочеркасская. Мало кто из нас раньше был наслышан про нее. И впрямь, вроде обычный населенный пункт, каковых много в Ростовской области. Да и стоит он как-то особняком, омываемый со всех сторон водой. С одной стороны к станице подступает Дон, а с другой ее теснит один из его рукавов. И тем не менее есть у Старочеркасской одна весьма существенная особенность, которая отличает ее от других здешних станиц. Тут буквально живут прошлым, седая старина является неразрывной частью станичников, их повседневного бытия. А все потому, что станица Старочеркасская – бывший стольный град – столица Донского казачьего войска.
Пребывание в станице весьма ограничено, и мы, быстренько собравшись возле человека, который должен был провести для нас экскурсию, уже почти в полной темноте двинулись прочь от пристани. На юге, как известно, темнеет быстро, и там, куда уже не достигал свет немногочисленных уличных фонарей, нам приходилось подсвечивать себе путь фонариками, у кого они были, и телефонами.
В станице немало сохранилось от былого. И мы, несмотря на досадливую темноту, которая, казалось, всеми силами старалась укрыть от нас самое интересное и любопытное, смогли все же это увидеть и по-достоинству оценить.
В этой связи добрым словом стоит вспомнить Михаила Шолохова. Именно благодаря стараниям великого писателя в 1970 году здесь был создан историко-архитектурный музей-заповедник, включенный ныне в справочные материалы ЮНЕСКО. Сюда ежегодно приезжают тысячи гостей, в том числе из-за границы.
В одном месте среди приземистых строений, утопавших в густой зелени садов, мы по просьбе экскурсовода остановились на несколько минут.
– Здесь был так называемый раскат, – услышали мы. – Стояла сторожевая вышка и орудия. Таких оборонительных укреплений в Черкасске (старое название населенного пункта – Е.Ч.) было, конечно, не одно и не два, и все они играли очень важную роль в защите города от внешнего врага. Особенно часто опасность исходила с юга, от турок, крымских татар и прочих.
– Неподалеку отсюда, – продолжила экскурсовод, женщина средних лет, – находится паромная переправа. К сожалению, сейчас по понятным причинам вы ее не увидите. Но раньше на остров можно было попасть только благодаря ей. Я девчонкой еще застала эти времена, помню все в подробностях. Потом появились мосты, но все равно надобность в старой переправе не отпала – иногда Дон по-прежнему сильно разливается, затопляя часть автомобильной дороги, и тогда, как и прежде, вся надежда на паромную переправу!
Казаки любили селиться у воды, и Дон этому наглядный пример. Долгое время считалось, что река берет свое начало из Иван-озера, что в Тульской области. И отсюда уважительное название – Дон Иванович. Еще казаки называли Дон батюшкой за то, что он кормил их, давал им кров и защиту.
Проходим мимо усатого казака, который что-то большое держит в руках. Приглядываемся – жеребенок. Композиция деревянная, выполненная почти в натуральный рост. По слухам, таких прелюбопытных фигур на здешних улицах немало. И в дневное время они притягивают внимание туристов и остальных приезжих, служат хорошим фоном для фотографирования себя любимых…
Вновь замедляем шаги и в чуткой уличной тишине внимаем очередному пояснению экскурсионного работника:
– Почти прямо перед нами дом Кондратия Булавина, одного из известных черкасских атаманов. Но там, к сожалению, сейчас сплошная темень, и мы, увы, тоже ничего не разглядим. Зато рядом, за этими деревьями, просматривается церковь Петра и Павла. Она известна, в частности, тем, что в ней крестили самого знаменитого донского казака Матвея Платова, будущего атамана войска Донского, графа, генерала от кавалерии, участника Отечественной войны 1812 года. Матвей Иванович родился в станице в семье простого войскового старшины. И это в бытность его атаманом, а точнее в 1805 году, Черкасск утратил свой столичный статус, и главным городом донских казаков стал Новочеркасск. Причиной переезда атаманского подворья послужили частые разливы Дона, затоплявшие городок.
Это покажется невероятным, но когда-то на острове была мечеть, по соседству с православными храмами. Ее появление связано с тем, что часть татар влились в местное казачество, но от веры своей не отказались. Однако их было не так уж и много, поэтому это нередко приводило к бракам между близкими родственниками. Тогда татары-казаки обратились к царю с просьбой разрешить им уехать к своим единоверцам в Турцию. Такое разрешение они от монарха получили где-то в конце позапрошлого века.
Слева – дом богатых торговых казаков Жученковых. Самое старое строение не только в станице, но и на донской земле.
И в самом деле, еще в 1671 году здесь держали в цепях перед отправкой в Москву Степана Разина! За несколько лет до этого, подняв казаков на бунт против царской власти, в этих местах он начинал свое восстание.
Однако при более внимательном рассмотрении здания что-то заставляет все же усомниться в том, что оно дошло до нас в таком виде. Белое, в два уровня, с толстенными стенами, окна забраны крепкими чугунными решетками, массивные чугунные двери, четырехскатная крыша. И потом действительно выяснилось, что за время своего существования оно многократно перестраивалось, переделывалось.
– Первый этаж, – рассказывали нам, – назывался низами. Он был нежилой, тут хранился всякий хозяйственный инвентарь. Жили на втором этаже, на верхах. У других казаков, что победнее, верхи обычно были деревянные. Каждый год весной Дон разливался, пока в пятидесятых годах минувшего века не построили Цимлянское водохранилище, зарегулировавшее реку, он затоплял станицу, и вода стояла подолгу – по два-три месяца. Спасались на верхних этажах. Некоторые уезжали в соседнюю богатую станицу Аксайскую, стоявшую на правом берегу реки, к родственникам, друзьям, и там пережидали трудное время.
В один из таких весенних разливов в Аксайской, через которую проходил тракт с севера на юг России, оказался Александр Пушкин вместе со своим другом Николаем Раевским. Они остановились, чтобы здесь поменять почтовых лошадей и отдохнуть. Увидев казаков, отправлявшихся на лодках в близлежащую станицу, молодые люди упросили их взять с собой. И возможно в здании, стоявшем перед нами за оградой, и был когда-то гениальный поэт.
Кто-то из туристов поинтересовался, кому нынче принадлежит необычный объект.
– В последние годы, – заметила, горько вздохнув, экскурсовод, – между местными музеем и Свято-Донским мужским монастырем тянется судебная тяжба за обладание этим зданием. Одно время в нем даже жили насельники, это те, кто готовится стать монахами. Люди разные, необычные… – женщина вдруг запнулась, прерванная вульгарным смехом и криками небольшой компании молоденьких девушек, проходивших мимо. – Необычные, – повторила она, провожая взглядом нарушителей порядка, – как эти девицы… Теперь, насколько мне известно, здание пустует, но по-прежнему судьба его остается неясной, многих волнует.
(Продолжение следует)
