По Волге и Дону

(Продолжение. Начало в №33, 34)

Путешествия – это всегда новые дороги, новые встречи. Встречи с интересными, яркими, самобытными людьми, от общения с которыми в душе обычно остаётся добрый и светлый след. Но иногда бывают и другие встречи, и тогда остается лишь горький осадок, недоумение, когда вдруг разом меркнет радость бытия. Нечто подобное испытывал я не раз в своем далёком детстве. Дело, правда, тогда было в кинотеатре. Насмотришься, бывало, на экране каких-нибудь жутких и трагических эпизодов, где людям то и дело угрожает смертельная опасность, потом, наконец-то, выйдешь после сеанса на улицу, мирную, милую, так хорошо тебе знакомую, и с неким облегчением подумаешь: «Как хорошо, что ничего из того, что только что видел, нет в нашей жизни!» И такая лёгкость, такое благодатное состояние найдет на тебя.

Вот приблизительно такую смену чувств и настроения испытал я, встретившись на круизном лайнере с человеком, для которого слово «война» отнюдь не является чем-то отвлеченным, умозрительным. Гильдания Давлетьянова – так, кажется, звали женщину, насколько я смог потом разобрать диктофонную, полную посторонних звуков, запись – родом с Донбасса.

Обычно люди оттуда, с юго-востока Украины, где который год продолжаются боевые действия, – такие неоднократно встречались на моем жизненном пути – крайне неохотно идут на контакты, категорически отказываются рассказывать «для газеты» о том, как им живется или, если это беженцы, жилось в постмайданной Украине. За этим видится плохо скрываемая боязнь за себя и своих родных, оставшихся по ту или другую линию фронта. Гильдания Галимьзяновна же охотно согласилась пообщаться со мною. Единственное, что ее несколько смущало, – как бы про это не прознало ее начальство. Тогда, мол, она, проводник-горничная на нашем судне, может получить нагоняй за то, что во время рабочего дня увлекается разговорами на какие-то отвлеченные темы.

Гильдания Галимьзяновна родилась и выросла на Донбассе, в городе Макеевка. Она из шахтерской семьи. И отец, и мать, и брат, и муж работали в шахте. Сама она также имеет двадцатилетний трудовой стаж в шахтерской отрасли. Трудилась в котельной кочегаром. Оттуда и вышла на льготную пенсию. К сожалению, работа в шахте довольно-таки опасна, и так было всегда. Не обошла беда стороной и семью Гильдании. В результате несчастного случая под землей погибли отец, муж и брат. Но несмотря на это, Давлетьяновы и другие шахтерские семьи всегда жили зажиточно, имели хорошие зарплаты, пенсии, различные социальные выплаты.

– Мы с сыном, – прислушиваясь к доносившимся с палубы звукам веселой мелодии, ведет неторопливый рассказ женщина, – любили ездить в Донецк, нашу шахтерскую столицу. Красивый, зеленый город-миллионник. На каждого жителя там было высажено по кусту роз, что придавало ему особый колорит. К чемпионату Европы по футболу, который проводился в Донецке в 2012 году, был по сути выстроен заново аэропорт, огромный железнодорожный вокзал, стадион, один из крупнейших на Европейском континенте. И, помню, гордость наполняла за наш шахтерский край, растущий, движущийся вперед, тянувший как бы за собой и экономику всей страны. Но все оборвалось в четырнадцатом, когда власть в Киеве оказалась в руках кучки людей, совершивших государственный переворот. Начались бомбежки и обстрелы наших городов и сел. Украинские силовики воевали, как они говорили и продолжают сейчас говорить, с российскими войсками, однако их бомбы и снаряды падали главным образом на головы ни в чем не повинных мирных жителей. Там, где побывали нацистские украинские батальоны вроде «Правого сектора», потом находили страшные захоронения людей со связанными руками и ногами, со следами жестоких пыток и насилия.

Как только началось все это кровавое безумие, развязанное киевской хунтой, многие дончане ушли в ополчение. Как, например, сосед Давлетьяновых – Игорь Алпатьев. Он был бизнесменом, строителем, дела у него шли прекрасно, да и возраст еще достаточно молодой – где-то в районе сорока пяти. Но когда война пришла почти к самому порогу его дома, он сказал маме: «Не могу отсиживаться, когда практически все мои товарищи по службе в военно-воздушных частях ушли сражаться с врагом!». Он активно участвовал в кровопролитных боях за знаменитую Саур-Могилу, за которую еще в Великую Отечественную велись жесточайшие сражения между немцами и нашими частями. Игорь сражался так же мужественно и геройски, как когда-то его предки. Он и погиб на этой легендарной высоте. У него остались жена, двое детей.

Нынче одна из улиц в Макеевке носит имя героя-земляка.

В рядах народного ополчения сражается также немало женщин и совсем молодых девушек, вчерашних школьниц и студенток, которые на время, в трудный для родины час, прервали учебу в вузах. И вообще, в рядах ополчения чаще всего можно встретить не бывших кадровых военных, которые искусно владеют оружием, а вчерашних шахтеров, механизаторов, врачей, учителей. Впрочем, почему вчерашних? Все эти люди умеют хорошо и воевать, и трудиться. Когда позволяют обстоятельства на передовой, они вновь возвращаются к своей мирной профессии.

– Почему они взяли в руки оружие? Что толкнуло их к этому? – спросил я собеседницу.

– Прежде всего – переворот, в результате чего была свергнута законная власть, за которую мы голосовали. Страну под эфемерными лозунгами пути в процветающую Европу стали просто толкать к пропасти, а уж когда к нам двинулись бандеровцы разных мастей устанавливать свои порядки, тут уж пришлось всерьез браться за оружие и защищать свои дома…

Страшно было жить с постоянным ощущением, что тебя могут в любой момент убить. И однажды вместе с сыном, к тому времени только что окончившим первый курс Макеевского металлургического техникума, Гильдания Давлетьянова ушла в сторону российской границы. В руках у них были только две наспех взятые сумки с одеждой и другими необходимыми в повседневности вещами. Обосновались в Перми, где у них были родственники.

– Неделю назад, – поделилась радостью женщина, – мой Эльдар закончил машиностроительный техникум, там же, в Перми. Будет трудиться, наверное, на одном из местных оборонных предприятий. Скоро, уже в этом году, я выхлопочу ему российское гражданство. Сама я уже стала официально гражданкой России еще в прошлом году. Ох, скажу я вам, очень нелегкое это дело – выхлопотать гражданство… Столько инстанций пройдешь, во столько кабинетов постучишься!

Но мосты сжигать за собой, признается, не собирается. Уж слишком многое связывает ее с Донбассом, с родной Макеевкой. Там у нее осталось десять родных могил, там у нее квартира, которую оставила под присмотром соседей, там друзья…

В нашем разговоре возникла длительная пауза. Мы с интересом смотрели на маленьких детишек, шумно возившихся в вестибюле возле стойки дежурного. Их было много среди пассажиров нашего рейса, и порой казалось, что мы находимся где-нибудь в детсаде или в школе. Наконец Гильдания Галимьзяновна снова заговорила, и в ее голосе зазвучала некая твердость и уверенность:

– Войны вечными не бывают. Когда-нибудь кончится и эта проклятая война. И тогда мы вернемся на свою родину. Обязательно вернемся!

Не случайно я в своих путевых заметках уделил много внимания этой женщине с Донбасса. Мы тогда уже следовали по Волго-Донскому каналу, и до Ростова-на-Дону оставалось совсем немного, а оттуда до украинской границы – и вообще рукой подать. Кстати, радикалы Незалежной считают территории Ростовской области и других соседних регионов России своими и давно грозятся походом в эти земли.

Впрочем, они, кажется, и нас готовы учить уму-разуму, тому, какие порядки устанавливать нам у себя в Казахстане. Когда в прошлом году по республике прошли митинги по так называемому земельному вопросу, по телеканалам показали этих «учителей» с желто-блакитным флагом из Незалежной, которые были задержаны на границе. Решили, видимо, воспользоваться ситуацией в своих целях. Ребят тогда вежливо развернули в ту сторону, откуда они и явились.

…Оставив Волгу, мы потом все время держали направление на юго-запад, на Ростов-на-Дону, и двигались не только вперед, но и… вверх. Дело в том, что Дон, куда нам нужно было попасть, лежит выше Волги на сорок четыре метра. И путь туда был только по знаменитому Волго-Донскому каналу, носящему уже много десятилетий имя В.И. Ленина. Канал был проложен в месте максимального сближения двух крупных рек. Это целая система шлюзов, и когда наш теплоход величественно входил в камеру очередного шлюза, на всех палубах собиралось множество туристов поглядеть на это зрелище. Сначала мы как бы оказывались в глубокой яме с недосягаемо высоким небом над головой. Потом в шлюз запускалась вода – ревущий бешеный поток, как где-нибудь высоко в горах. И вместе с уровнем воды медленно поднималось и наше огромное судно. Затем куда-то в зеленую пучину как бы проваливались массивные металлические ворота, и мы выплывали на широкий простор канала. Через какое-то время перед нами возникал новый шлюз, новые ворота, и все повторялось заново.

(Продолжение следует)