По натянутым нервам…
«Очень интересное явление, когда корабль начинает гореть при вхождении в плотные слои атмосферы. В иллюминаторах бушует пламя и слышится треск. Думаешь, не отлетит ли кусок обмазки корабля. Но я знаю конструкцию корабля, и таких сомнений у меня не должно быть. Говорю себе: «Спокойно, пусть горит, идёт нормальный спуск». Так описывал свои впечатления при возвращении на Землю космонавт Андриян Николаев. Конечно, это свидетельствует о высоком самообладании космонавта. Но не всегда такое случалось: при подготовке как космонавтов, так и лётчиков происходили случаи просто шокирующие.
Сила духа и слова
Проблемами космической психологии ещё в 1960-1970-х годах активно занимался один из ведущих тогда специалистов в этой области кандидат медицинских наук Владимир Лебедев. В его совместной с первым космонавтом Юрием Гагариным книге «Психология и космос» (Москва, «Молодая гвардия», 1976 год) со ссылкой на военного лётчика первого класса Н. Штучкина приводится не совсем характерный случай.
При заходе на посадку в кабине лётчика Лугового загорелась красная лампочка, сигнализирующая о том, что горючее на исходе. Ничего особенного, в сущности, не случилось: можно спокойно лететь ещё несколько минут и спокойно посадить самолёт. Однако вид загоревшейся лампочки лишил пилота способности действовать хладнокровно и рассудительно.
Заходя на посадку, он забыл выпустить шасси. Руководитель полёта приказал заходить на второй круг, но команды не дошли до сознания лётчика, и он всё пытался сесть. На второй круг всё же ушёл, поскольку пролетел аэродром.
«Я находился на аэродроме, – писал Штучкин, – и наблюдал за этим полётом сначала с недоумением, а потом с нарастающей тревогой. «Что с ним случилось? – думал я. – Такое впечатление, что человек впервые сел в самолёт, – так нелепо он ведёт себя» (стр. 115).
Лётчик не выполнял команд и не отвечал на вопросы руководителя, шасси так и не убрал, самолёт планировал с явным креном. Только благодаря исключительной настойчивости и находчивости руководителя полётов удалось сохранить лётчику жизнь.
Но ведь не меньшая, а чаще большая нагрузка ложится на космонавта в аварийных ситуациях, когда, например, из-за отказа автоматики ему приходится сажать корабль по ручному циклу. Ведь достаточно малейшей неточности в ориентации, когда включается тормозная двигательная установка, и космический корабль уйдёт на другую орбиту, с которой может не вернуться на Землю.
Стыковка кораблей между собой или со станцией в ручном режиме и вовсе стресс. В связи с этим интересную историю рассказала жительница Уральска пенсионерка Валентина Данаева (имя и фамилия по её просьбе изменены).
Однажды она смотрела прямой телерепортаж о стыковке на орбите трёх советских «Союзов» – 6, 7 и 8. «Когда подробно, по минутам, увидела, как происходит стыковка, поняла, какое это страшное напряжение, какое нужно иметь железное здоровье и самообладание! – вспоминает Данаева. – А мы иногда так, походя, говорили: стану космонавтом! Попробуй стань им – не семь, а семьдесят семь потов сойдёт. Дай Бог вообще в живых остаться! До сих пор помню взволнованный голос производившего стыковку космонавта Шаталова, который в прямом эфире вдруг такое сказал, что мне стало страшно за него: а вдруг накажут?»
Права моя собеседница: вырвалось тогда у Владимира Александровича крепкое словечко. Через час в программе «Время» репортаж вышел, разумеется, без него… Но тот, кто слышал первый вариант, впервые задумался о том, какая это опасная профессия и какое напряжение царит на орбите. Кстати, в последующие годы репортажи о стыковках показывали, в основном, в записи. Как говорится, на всякий случай…
Сдвиг, сэр!
Американские космонавты и лётчики напрягались не меньше. Прежде у них верхом риска и напряжения считалась дозаправка самолёта в воздухе.
Лётчик должен провести абсолютно точный манёвр, чтобы попасть в струю заправки, иначе произойдёт столкновение. Неудивительно, что в таких ситуациях у пилотов начинаются физиологические сдвиги. Пульс доходит до 145-160 ударов в минуту, а у обучающихся даже до 180, что в 2-2,5 раза больше нормы. Частота дыхательных движений возрастала до 35 и 50 в минуту (почти втрое больше обычного).
Когда американцы начали осваивать ручную стыковку, медики и вовсе за головы схватились: не потеряет ли рассудок человек, производящий стыковку? Включившись в ручное управление, космонавт должен подвести корабль к объекту стыковки. Надо вовремя снизить скорость, чтобы произошло безударное сцепление. Ориентиры – стыковочные узлы. Манёвр этот очень труден, ведь в космосе аэродинамические законы не действуют. Нередко кратчайший путь к сближению – некоторая кривая. К тому же, при большом удалении от нашей планеты приходится пользоваться системой координат, отличающейся от привычной земной.
А тут ещё возникают на орбите нештатные ситуации. В том числе и сегодня, когда представители двух ведущих космических держав вместе работают на МКС. Там, где американцы, действующие строго по программе, пасовали и даже паниковали, наши космонавты включали смекалку и творческое мышление. Однажды на глазах изумлённых американцев им пришлось использовать гаечный ключ как мини-кувалду и с шаталовским «красноречием» отремонтировать вышедшее из строя оборудование. Опять-таки это напряжение, а то и стресс.
У читателя, однако, не должно создаваться впечатления, будто у лётчиков и космонавтов чувство тревоги или страха преобладает. Их эмоции перед полётом и во время него сложны и разнообразны. Это и естественное стремление познать неведомое, и чувство долга, и ответственность за выполнение задания, и азарт, и тревога. Переживания то сменяют друг друга, как в калейдоскопе, то появляются в противоречивой форме. Другое дело, что космонавты и астронавты должны готовить себя к эмоциональным перегрузкам, быть эмоционально устойчивыми.
Без паники
Наблюдения за парашютистами – спортсменами и десантниками показали, что прыжки не только вырабатывают узкопрофессиональные навыки (отделение от летательного аппарата, парашютирование, приземление), но и способствуют развитию таких качеств, как целеустремлённость, хладнокровие, выдержка, решительность и смелость. Вот почему парашютные прыжки в системе подготовки космонавтов занимают видное место!
Да, случаются сбои в показателях физического состояния космонавтов, но это не должно быть основанием для паники и тем более отстранения от полётов.
Телеметрические данные на Земле позволили установить, как на активном участке полёта пульс Гагарина возрос до 157 ударов в минуту. Зная о частоте пульса при аналогичных перегрузках на Земле во время тренировок на центрифуге и учитывая большое эмоциональное напряжение, эту частоту сердечных сокращений расценили как вполне нормальную для той ситуации, в которой оказался космонавт.
В реальном полёте пульс Алексея Леонова оказался выше, чем на тренировках: космонавт не сразу привык к невесомости и эмоционально напрягся. Но затем, даже когда Леонов находился в открытом космосе, его пульс оставался почти таким же, как во время тренировок. Лишь при выходе из шлюзовой камеры и при возвращении на корабль частота сердечных сокращений несколько возросла по сравнению с тренировочными выходами: 150-162 против 98-134. Но причина тому – воздействие необычных раздражителей, особенно ослепительно яркого Солнца.
«Первое, что бросилось в глаза, – вспоминает Леонов, – это мощный поток яркого света. Солнце светило так, будто вы смотрите очень близко на электросварку».
Сыграли свою роль и немалые физические усилия, которые потребовались для возвращения в шлюзовую камеру:
«Снял киноаппарат, который запечатлел мой выход в космос на киноплёнку, и попытался сразу же войти в люк шлюзовой камеры, но это оказалось непростым делом. Всё-таки движения в скафандре несколько ограничены, к тому же мешала кинокамера: когда я стал входить, она выплыла мне навстречу. Потребовалось достаточно большое физическое усилие, и моё прощание с космосом несколько затянулось».
То есть, у Леонова, впервые шагнувшего в безопорное космическое пространство, резкой эмоциональной вспышки не случилось. Особого эмоционального напряжения не обнаруживалось и у других космонавтов, совершавших полёты. Это удалось достичь благодаря тренировкам, среди которых особое место занимали и занимают сегодня опять-таки прыжки с парашютом.
