Опаленные
Рафаэль Аубакирович Галиуллин – мой сосед. Несмотря на давнее наше знакомство, о нем я знаю, в общем-то, совсем немного. Был когда-то директором сельской школы. Отличник просвещения республики. По возрасту близок к самым молодым участникам Великой Отечественной войны, но воевать не пришлось.
Видимо, нашему с ним общению всегда мешала большая разница в возрасте. Но недавно, встретив Рафаэля Аубакировича в подъезде дома накануне семидесятилетия Победы, я попросил его поделиться воспоминаниями о военном лихолетье. Ветеран оказался словоохотливым собеседником, и я предлагаю читателям лирические заметки, родившиеся в результате нашей с ним беседы.
Беззаботное детство
Рафик рос в Джамбейте, большом ауле на берегу степной Уленты, который жители соседних населенных пунктов почему-то называли городом. Может быть, потому, что это был административный центр одноименного района? Все лето чуть ли не до самых осенних холодов бегал он со сверстниками босиком и в одних трусах. С утра – на речку, в которой купались до посинения. Продрогшие, окоченевшие, возвращались домой, но пока шли, солнце успевало высоко подняться над горизонтом, начинало припекать и тогда кто-нибудь из ребят кричал: «Пацаны, айда снова на речку!» И так целыми днями не вылезали из воды.
Однажды с Рафиком чуть не приключилась беда.
В Уленте много было водорослей, которые длинными темными полосами испещряли водную гладь. Сверху, у речной поверхности, трава была густой, а в глубине у дна пореже, и у мальчишек была такая забава: нырнуть в речку поглубже и вынырнуть по другую сторону широкой зеленой преграды. Кто-то из друзей Галиуллина уже прыгнул в воду и, преодолев водоросли, уже махал ему рукой: давай сюда, не тяни… Рафик разбежался, а дальше лишь помнит то, как он тщетно пытался освободиться из цепких объятий упругих и скользких стеблей. Его попытки продраться через них лишь усугубляли положение, он стал задыхаться и, наверное, все кончилось бы трагически, если бы паренек не догадался резко оттолкнуться назад от коварной подводной стены-западни. Вынырнул, задыхаясь, отплевываясь, – ребята закатываются со смеху на берегу. Они думали, что он долго не показывался из воды просто потому, что дурачился.
С того дня Рафаэль Галиуллин вообще избегал в своей жизни купаться там, где были хоть какие-то намеки на подводную растительносить.
Другой любимой забавой мальчишек были игры в войну. Понаделали они себе деревянных ружей, сабель, разбились на красных и белых, и только и слышалось на улице:
– Бах! Бах! Я тебя убил, падай!
Кто-то действительно падал и, изображая понатуральнее мертвяка, широко раскидывал по земле ноги и руки. А другой, презрев всякую смерть, вступал в перебранку с товарищем, обвинял его во лжи – пуля-то, мол, пролетела мимо, не причинив противной стороне никакого вреда. Иногда ссора с «убитым» переходила даже в потасовку с настоящей кровью и ссадинами.
У мамы Рафика Нафисы крайне негативное было отношение к этим играм, и она иногда с осуждением произносила:
– Что же вы делаете, сорванцы этакие? Вы же войну накличите!
И впоследствии, через год-другой, когда война и в самом деле пришла на советскую землю, она, кажется, действительно верила в то, что беду эту «накликал» ее нерадивый сын со своими сверстниками.
Черный апрель
Война. Первое время она не особо сказалась на жизни Галиуллиных. Аубакир, глава семьи, трудился в сельской артели портным. Он же и возглавлял ее. Не было, пожалуй, ничего такого из одежды, что не подвластно его искусным рукам. С заказами к Аубакиру обращались не только джамбейтинцы, но и жители других населенных пунктов района. Однако не только его заработками жила семья – в домашнем хозяйстве, заботы о котором лежали в основном на плечах Нафисы, имелись две коровы, гуси, куры…
Многие аульные мужчины, получив повестки из военкомата, ушли воевать с проклятым врагом, оккупировавшим к тому времени огромнейшие регионы страны. А Аубакира призвали лишь через год, да и то не в действующую армию, а на трудовой фронт. Был ему на тот момент уже «полтинник», да и здоровье подводило – ни одной медкомиссии не довелось благополучно пройти.
В Уральске Галиуллин-старший вместе с другими, такими же как он, признанными негодными к ратной службе, попал на строительные работы в локомотивное депо. Однако как только начальство прознало о его прежней профессии, ему выделили отдельную комнату, снабдили соответствующим материалом и заставили шить спецодежду для производственников.
Кончилось детство и для аульных ребятишек. Они заменили мужиков, призванных на защиту Родины. Летом целыми днями, почти от темна до темна, сено косили на быках, участвовали в уборке хлеба в хозяйствах. Месяцами не бывали дома. Изредка их по очереди отпускали для того, чтобы они могли повидаться с родными. Пришла очередь и Рафаэля. Он пешком в жаркий июльский день преодолел пятьдесят километров, а когда вечером заявился домой – замертво свалился от усталости. Мать от жалости проплакала над ним у изголовья кровати.
Апрель 1944 года для Рафаэля и двух его братьев, которые были моложе его – одиннадцати и восьми лет, – навсегда стал самым черным апрелем в их жизни. Умерла от воспаления легких мама. Дали знать об этом Аубакиру в Уральск. Того начальство отпустило на неделю домой.
Рабига апа
Похоронил Аубакир с помощью соседей любимую жену. И все время его одолевала горькая думка о детях: на кого же теперь он оставит их, ведь во всей Джамбейте у них не было ни одного родственника. Вспомнил об одной пожилой женщине-татарке, с которой вместе когда-то работали в артели. Своих детей она не имела, в замужестве, кажется, никогда не состояла, и он к ней с поклоном – не заменит ли она его сыновьям мать? Женщина согласилась. Она даже переехала к ним в дом, оставив свою убогую хатенку.
Галиуллины не голодали, но хлеба им постоянно не хватало. Да и его в районе давали по карточкам только в виде зерна, многие мололи у себя дома вручную. Аубакир вспомнил об одном трактористе из соседнего совхоза «Смычка». Когда-то, еще до войны, он ему сшил пальто. Сшил в долг. Расплачивались тогда обычно не деньгами, а натурой – сеном, зерноотходами, кизяками (топливом из коровьего навоза). И теперь нужно было преодолеть пешком несколько десятков километров, чтобы напомнить ему о старом долге. С собой Аубакир взял старшего сына. На полпути заночевали в небольшом ауле. Рафаэлю запомнился хлеб, которым их угощали хозяева – темный и горький. А вернувшись домой, мальчик тяжело заболел. Впадал в беспамятство, бредил, его беспрестанно рвало. Аульная фельдшерица поставила диагноз: туберкулез легких. Однако лечение, к сожалению, не дало никакого результата – пареньку становилось все хуже.
В это время на короткую побывку домой с фронта прибыл кто-то из земляков, служивший военным врачом. Он осмотрел Рафаэля, по-прежнему находившегося в бредовом состоянии, поинтересовался между прочим, что он ел перед тем как заболеть, и сказал: «Это у него от отравления хлебом, выпеченным из перепревших за зиму в поле колосков». Выписал рецепт, добавив, что если в сельской аптеке по нему сделают лекарство, то юноша будет спасен. Так и вышло. Чудо-лекарство, присланное старым немцем-аптекарем, поставило Рафаэля на ноги. Рабига, так звали женщину, заменившую им родную мать, целыми днями и ночами не отходила от постели больного.
Уезжая в Уральск, глава семьи пообещал: перевезет скоро всех к себе в город.
Слово свое он сдержал. Переезд состоялся в том же году, в августе. Что-то из имущества продали, а больше раздали соседям, чтобы не везти лишнего, с собой взяли немного скарба да еще одну корову. Надеялись, что она им в городе поможет пережить голодное-холодное время. Но через неделю-другую буренку-кормилицу украли прямо из сарайчика рядом с бараком, где Галиуллины жили. Погоревали, погоревали они, но сильно духом не упали. Аубакир Галиуллович, помимо основной работы, как и в ауле, выполнял еще заказы со стороны. В этом деле ему помогала Рабига апа: где пуговицы пришьет, если надо, что-то погладит…Это и позволяло семье хоть как-то худо-бедно существовать. Еще легче стало, когда в строительном участке №4, где трудился Галиуллин-старший, выделили землю под коллективные огороды, и тогда появились своя картошка, капуста, морковь, тыква. Этих запасов хватало даже на зиму.
Рабига апа к мальчишкам относилась как к своим родным детям. Ни разу не повысила на них голоса, ни разу с ее стороны не было даже намека, что они ей чужие. Хотя первое время, как она появилась в их доме, они воспринимали ее настороженно, даже по-детски ревновали к отцу. Но потом вскоре поняли, что родитель не во вред им привел в дом чужую женщину, а ради них же, их интересов. Жизнь потом подтвердила, что это так и было на самом деле.
После войны Рафаэль Галиуллин оканчивает Учительский институт, своего рода отделение при Уральском педагогическом институте, которое давало выпускникам неполное высшее образование, и в 1949 году он уезжает в Джаныбек, где сразу в двух школах – русской и казахской – преподает в старших классах математику и физику. Был он тогда еще холост, и с собою взял на новое место всю папину семью. Аубакир Галиуллович и там не остался без дела, стал портняжить.
Тетя Рабига, худенькая, хрупкая женщина, не отличалась крепким здоровьем, частенько болела, впрочем, никогда на это не жалуясь. Где-то в середине пятидесятых годов, еще не старой женщиной, она умерла. Оставив о себе самую добрую и светлую память. Аубакир Галиуллович ненадолго пережил ее. Его не стало в 1963-м.
– Мой отец был малограмотным человеком, – сказал Рафаэль Аубакирович, – имел лишь какие-то зачатки начального образования. Однако много занимался самообразованием, постоянно покупал книги по истории, культуре, интересовался научными открытиями, выписывал разные журналы. И нас, детей, мечтал видеть образованными, интеллигентными, уважаемыми людьми. Он поэтому и меня назвал Рафаэлем в честь знаменитого итальянского художника эпохи Возрождения, а среднего сына Байроном… Думаю, не надо пояснять в честь кого. Всякий раз, когда мы в кругу родных вспоминаем тех, кто дал нам жизнь, достойное воспитание и образование, мы с теплотой обязательно поминаем и Рабигу апа, оставившую неизгладимый след в наших сердцах.
