Ночная ведьма Хиуаз

2 апреля 2020
0
4438

(Окончание. Начало в № 13)

Чудом осталась жива

А потом они летели – бомбить. Ненавистного врага, оставившего на их земле столько горя, смерти и разрушений. На их боевом счету – сотни взорванных складов с боеприпасами, эшелонов с вооружением, тысячи налетов на позиции неприятеля. Штурман-стрелок Хиуаз Доспанова в составе полка выполняла боевые задания на Южном фронте, на Северном Кавказе, в Закавказье, на Украине, в Белоруссии, Польше, Пруссии.

В боях за Керченский полуостров «Ночные ведьмы» обеспечили высадку десанта на узкую прибрежную полосу. Шум моторов их ПО-2 заглушал работу катеров, подходивших к берегу. Вылетали парами: из одного самолета били по прожектору, освещавшему море и берег, из другого – по артиллерийским орудиям, которые не давали высадиться нашему десанту. А потом женский авиаполк снабжал десанты боеприпасами, продуктами и медикаментами, сбрасывая их на землю. И это тоже в сплошной темноте, когда не видно, где земля, где море, ориентируясь на разложенные костры. «Ночные ведьмы» бомбили немецкие аэродромы и зенитные батареи в районе Севастополя.

Зачастую летали вслепую, не зажигая бортовых огней. Немецкие летчики охотились за ними – за убийство «ночной ведьмы» они даже учредили специальную награду. И убивали. Девчонки хоронили своих подруг, а потом мстили – за Галю, за Раю, за Дусю… Дусе Носаль, той, что пела украинскую песню, немецкий летчик попал прямо в висок. Ее штурман Глаша вела самолет, дотягиваясь до руля с задней кабины. Посадила и до последнего надеялась, что ее летчица только ранена… На приборной доске самолета осталась забрызганная кровью фотография Дусиного мужа – тоже летчика. Их сын родился в июне 1941-го в Харьковском роддоме, который разбомбили немцы, Дуся осталась жива, а ребенок оказался под завалами. Она разгребала обломки ногтями и не уходила с развалин. Небо стало ее спасением от горя. Когда погибла Дуся, Хиуаз находилась в госпитале. Она осталась жива чудом.

«Случилось так, что два самолета пришли одновременно с задания и при заходе на посадку столкнулись в воздухе. На одном была Юля Пашкова с Катей Доспановой, на другом – Полина Макогон с Лидой Свистуновой. Катя помнила только, как внезапно раздался треск, и самолет начал падать… Очнулась она на земле под обломками. Кругом тишина. Катя хотела крикнуть, позвать на помощь, но из груди вырвался лишь стон. Сознание опять затуманилось. Но где-то в уголке мозга билась мысль: нужно дать о себе знать! Неимоверным усилием воли Кате удалось вытащить из кобуры пистолет, но, сделав несколько движений, она опять потеряла сознание. Юле Пашковой, тоже полуживой, истекающей кровью, все же удалось несколько раз выстрелить. Вскоре к месту катастрофы подъехала санитарная машина. Макогон и Свистунова были мертвы. Доспанову и Пашкову доставили в полевой госпиталь. Юля умерла на операционном столе. У Кати тоже не было никаких признаков жизни, и ее положили в мертвецкую рядом с подругой. Потом случайно заметили, что она не покрывается мертвенной бледностью. Срочно приняли все меры к спасению этой маленькой девушки, почти девочки, и – о чудо! – ее ресницы дрогнули, она приоткрыла глаза. Несколько ночей и дней врачи боролись за ее жизнь. У Кати начиналась как будто гангрена, встал вопрос об ампутации ног. Но главный хирург госпиталя сказал: «Нет, не могу я лишить ног эту девочку! Они так пригодятся ей, если она сумеет выжить!»

И Катя сумела. Она буквально воскресла из мертвых. В Ессентуки ее привезли всю закованную в гипс. Через некоторое время рентген показал, что сращение у нее идет неправильно. Ломали гипс, правили кости… Бедная Катюша! На ее долю выпало столько страданий…» (Р. Аронова «Ночные ведьмы»).

«Я буду летать?»

В госпитале в Ессентуках Хиуаз и других раненых летчиц навещала Наталья Кравцова. В своей книге «От заката до рассвета» она с большой теплотой вспоминает Хиуаз (в книге – Хиваз), ее детскую наивность, способность к сопереживанию, мужество, стойкость, жажду жизни.

«Девушки подолгу не отпускали меня, в десятый раз слушая о том, что делается в полку, как течет жизнь за стенами госпиталя, или, как они выражались, «на воле». Когда я входила к ним в комнату, они встречали меня радостными восклицаниями, а Хиваз вместо приветствия говорила, улыбаясь:

– Натусь, расскажи, как цветет миндаль…

И я протягивала ей веточку нежных бледно-розовых цветов. Я специально делала большой крюк по дороге, чтобы сорвать ее.

Хиваз любила расспрашивать о том, высокие ли тут горы, и какие деревья цветут в парке, и можно ли перейти вброд речку… Слушала она с широко раскрытыми глазами, и я была уверена, что она живо представляет себе сиреневые горы, за которыми прячется солнце, и мысленно скачет по камням через узкую бурлящую речку.
Она забрасывала меня вопросами, и я без конца рассказывала обо всем, что знала и видела. Не решалась только сказать о гибели Дуси… Они еще не знали об этом.

Слушая меня, Хиваз вдруг отворачивалась к стенке и потом, быстро повернув голову, смотрела на меня требовательным взглядом.
– Как ты думаешь, буду я летать?

Она не спрашивала, будет ли она ходить. Вероятно, летать и ходить означало для нее одно и то же.

Гибкая и тоненькая Хиваз, всегда такая легкая и стремительная, уже два месяца лежала неподвижно, закованная в гипсовый панцирь от плеч до кончиков пальцев на ногах. Только руки оставались свободными. Ноги были переломаны в нескольких местах – выше и ниже колен. Кости срастались неправильно, их ломали и снова составляли…

Грустно было смотреть на нее. Раньше она никогда не могла усидеть на месте, как ветер носилась по аэродрому, по общежитию, по станице. Всегда спешила что-то узнать, о чем-то рассказать, кого-то разыскать. Появляясь внезапно то здесь, то там, с яркой лентой или цветком в волосах, она приносила с собой шум, веселье, суматоху.
Теперь, когда Хиваз спрашивала, будет ли она летать, я отвечала ей, что это зависит только от нее самой. На губах девушки появлялась недоверчивая улыбка, но мой ответ ей, видимо, нравился. Она вздыхала и просила:

– Еще расскажи…

Как-то раз утром я задержалась в санатории: из полка приехали две летчицы. В госпиталь я пришла без цветов. По дороге все время думала, как сообщить девушкам о смерти Дуси, но так ничего и не придумала.

В палате было тихо. Хиваз спала, Рая писала, облокотившись о подушку. Перед ней на тумбочке лежал исписанный листок: письмо от Дуси, полученное всего несколько дней назад.

Когда оно пришло, Дусю уже похоронили. Я подсела к Рае, но ничего не сказала.

Хиваз открыла глаза и, увидев меня, невесело улыбнулась. Я догадалась: снова будут ломать. И с облегчением подумала, что сегодня уж никак нельзя расстраивать ее.

Когда в палату вошла Таня, девушки с любопытством повернули к ней головы. От нее, «ходячей», всегда ждали новостей. Она знала это и старалась полностью оправдать возлагаемые на нее надежды: не было случая, чтобы она не принесла «лежачим» какого-нибудь известия или просто маленькой новости госпитального масштаба.

Перекинув через плечо черную косу, Таня подняла худую руку и помолчала, выжидая. Она предвкушала удовольствие сообщить что-то новое. Вид у нее был торжествующий, цыганские глаза весело поблескивали.

– Девочки, – сказала она и сделала паузу. – Борода начал ходить!

– Ур-ра! – закричала Хиваз, моментально приходя в восторг. – Таня, Таня, спляши вместо меня! Нет-нет, я сама!

Она тут же с помощью пальцев и кистей рук изобразила какой-то замысловатый танец.

У летчика, по прозванию «Борода», были переломы ног, и он долго лежал в гипсе. Хиваз ни разу не видела его, но всегда передавала приветы через Таню. Они были друзьями по несчастью, и все, что касалось Бороды, Хиваз принимала близко к сердцу».

Узнав о смерти Дуси, «Хиваз ничего не говорила и только в ужасе смотрела на меня. Губы ее подрагивали, будто она хотела что-то сказать, но у нее не получалось. Наконец еле слышно она прошептала: «Лучше бы меня…»

Пусть простят мне столь длинные цитаты из книг, но они так хорошо характеризуют нашу землячку. Не просто бесстрашная летчица, «ночная ведьма», одна из бронзовых фигур на площади, а живой человек – веселая, озорная, добрая, красивая девочка. Это так важно – чтобы нынешние девочки и мальчики осознали – те, кого сегодня называют ветеранами, были их ровесниками, такими же молодыми, озорными и так же любили жизнь.

Хиуаз Доспанова вернулась в полк и вскоре снова стала летать на боевые задания. Правда, забраться в кабину ей помогали подруги. И продолжала шутить. Когда после освобождения Таманского полуострова, женскому полку присвоили звание Таманского, Хиуаз смеялась: «А я боялась, что будем «Чушкинскими»! Ведь последние ночи мы летали на косу Чушку!».

Вот такая она – наша землячка, очаровательная «ночная ведьма» Хиуаз Доспанова!

ВСЕ РАЗДЕЛЫ
Top