«Мой миномёт стрелял по рейхстагу»
В годы войны он был награжден орденом Красной Звезды, Отечественной войны, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина». В его воинской книжке более двадцати благодарностей от Верховного главнокомандующего – за форсирование Днестра, за освобождение Варшавы, Белграда, взятие Франкфурта и Берлина.
Александру Федосеевичу Кирпичеву в этом году исполнится девяносто лет. Он сидит перед телевизором, переживает за Украину и обижается на американцев, которых до сих пор называет союзниками.
– Она ж как от фашистов пострадала! – говорит он об Украине, которую освобождал. – А теперь там опять эти бандеровцы! А американцы? Мы ж союзниками были, что же они теперь – за фашистов?! С поляками вместе воевали, а теперь они тоже бандитов защищают!
И вспоминает, как в 44-м бандеровский снаряд на его глазах разорвал поляка, который воевал в его минометном полку после освобождения Польши.
– Мы отдыхали после перехода, все тихо было. И вдруг откуда-то из леса обстрел начался. Поляк этот почти рядом со мной был. Как шарахнуло, смотрю – фуфайка его на дереве висит, а его нет! В клочья разорвало. Мы понять не могли, кто они такие – вырвались из леса и на нас с криком «Ура!».
Из-за этого русского «ура» бойцы и растерялись на какое-то время. Потом догадались – бандеровцы.
– Лес прочесали, а они, как растворились, – говорит Александр Федосеевич. – А теперь вот снова появились, через столько-то лет.
Александр Кирпичев до войны работал на Уральской противочумной станции. На фронт ушел в 1942 году, когда ему исполнилось восемнадцать лет. Девять месяцев его обучали в эвакуированном в Уральск Ленинградском училище связи.
– Три месяца до окончания оставалось, а нам говорят: «Некогда учить», – вспоминает он. – Я хорошо работал на морзянке ключом и меня отправили в Московскую школу радиоспециалистов. Три месяца еще там обучали. Жили впроголодь. Девчат, которые в поле работали, просили чего-нибудь принести. Они нам брюкву приносили. Мы ее сырую грызли.
После окончания учебы Кирпичев был направлен в минометный батальон 33 Гвардейского механизированного полка. Первое, что потрясло – воздушный бой над линией фронта легкого советского «ястребка» с «мессершмидтом».
– Мы так переживали за нашего летчика, – вспоминает ветеран. – «Мессер» тяжелый, большой, начал нашего к земле прижимать. Тот на бреющем над самой землей от него отстреливается. В общем, упал наш самолет, взорвался, – вздыхает он так, будто это произошло совсем недавно.
Вспоминает бой, в котором пришлось отступать. Немцы пустили на нашу пехоту танки, сплошной стеной шли автоматчики. А у наших необстрелянных солдат были только винтовки. Многие и их побросали, пустились бежать.
– Лейтенант с пистолетом останавливает, кричит: «Куда!? Назад! Стрелять буду!». Да куда там – побежали. Когда через деревню проходили, бабка старая, вот как моя сейчас, – показывает он на жену Веру Николаевну, – кричит: «Куда же вы бежите? Кто нас защищать будет?». А солдат один ей отвечает: «Ничего, мы скоро вернемся». И что было обидно – целая танковая колонна у нас в тылу стояла, и ни один наш танк не выдвинулся. Это уж я потом понял, что так и задумано было – чтоб мы побежали, немцев завлекли, а наши их окружили и уничтожили.
В задачу Кирпичева входило поддерживать связь полка со штабом. И хоть сведения он передавал и принимал секретные, многое начинал понимать уже позже.
– Вот, например, закрепились мы на позициях, линия фронта рядом, враг тоже. А нас гонят куда-то в другую сторону. По пятьдесят километров в день пешком делали. А потом наступление с двух флангов, и враг в «котле».
Эту тактику научившиеся воевать советские военачальники стали использовать с 1942 года. В такой «котел» на правобережной Украине попала армия фельдмаршала Манштейна в 1944 году. В историю Великой Отечественной войны эта операция вошла по названию города – Корсунь-Шевченковская. Тогда было уничтожено и взято в плен десять дивизий германской армии «Юг».
– Это был второй Сталинград, – вспоминает ветеран. – Наш батальон попал в окружение, немцы прорвались. А потом заговорили «Катюши» и «Андрюши». Кто не видел, как они работают, тот, я считаю, войны не видал. Грохот, огонь, земля дрожит. Меня внук спрашивает: «Дед, а ты сколько фрицев убил?». Я говорю: «Ни одного». А там, после обстрела они кучами лежали, друг на друге, человек по пятнадцать. Куда снаряд попал – там и куча. А в плен десятками тысяч сдавались. Они колоннами шли. Наши им кричат: «Ивановские есть? Пензенские есть?». И вдруг оттуда кто-то по-русски кричит: «Есть!». Он что, думал, его расцелуют? Как кинулись на него, чуть не растерзали предателя.
Александр Федосеевич внуку не солгал: он действительно самолично не убил ни одного немца. До сей поры жалеет двух немецких мальчишек, видимо, из гитлерюгенда, попавших в плен под Берлином.
– Лет по семнадцать им было. Привели их к командиру, а он говорит: «Ну, что мне делать? Некогда с ними возиться. Отведи их подальше». Они, наверное, поняли, куда их повели. Оба головы повернули, посмотрели на автомат у солдата. Жалко их было. А как вспомнишь, что фашисты у нас творили…
Летом 44-го американцы наконец-то открыли второй фронт. И очень хотели присвоить себе лавры победителей, рьяно бомбили Берлин и собирались войти туда первыми. Советское командование этого допустить не могло: после того как враг ценой неимоверных усилий и потерь почти что разгромлен, отдать Берлин союзникам…
– После боев, где-то раз в три месяца, нам выдавали новое обмундирование, – вспоминает Александр Федосеевич. – А тут мы вышли из боя, потрепанные, отдыхаем в землянке. И собирает нас замполит, говорит, что отдыхать некогда, надо идти на Берлин, бить врага в его логове. «Если не возьмем Берлин – грош нам цена», – так и сказал.
Окраины Берлина поразили Александра Кирпичева красивыми домами и ухоженными газонами. Но чем ближе к центру, тем больше было разрушений. Центр города был разрушен полностью.
– Это американцы бомбили, – говорит ветеран. – У них такая тактика была – все разбомбить, а уже потом входить в город. А наш миномет стрелял по Рейхстагу, – с гордостью добавляет он.
Из любопытства они даже «лазили» внутрь «логова зверя», но ничего интересного там не нашли. А вот связисты, спустившись в подвал одного дома, обнаружили там женщину с перерезанными венами. И эту картину он тоже не может забыть.
– У немцев пропаганда была, что если придут русские, они должны покончить с собой, как их Гитлер. В Берлине озеро было, говорили, что там трупы утопившихся штабелями лежали.
Домой Александр Кирпичев вернулся в 1946 году. Ему было 23 года, а он считал себя старым. По пережитому, наверное, так оно и было.
– Думаю, куда идти, учиться уже поздно, профессии нет. Устроился продукты в детский лагерь возить – на быках, – рассказывает он. – Однажды подвозил какую-то женщину, по дороге разговорились. Она мне и говорит: «Что же, так и будешь всю жизнь быкам хвосты крутить? Иди, поступай учиться».
Александр Федосеевич окончил не только институт, но и Московскую ветеринарную академию, защитил кандидатскую диссертацию, работал в НИИ, а в последние годы перед пенсией преподавал в нашем сельхозинституте. С супругой Верой Николаевной они прожили вместе 64 года.
