Лукавый горький странник

28 марта исполняется 150 лет со дня рождения Максима Горького, незаслуженно забытого талантливого писателя. В последние годы произведения его популярностью не пользуются, в школах вместо Горького «проходят» Булгакова и Солженицына. А мы рассуждали на уроках литературы, кто лучше – прямолинейный Сатин или лукавый Лука, «тьмы низких истин», или «нас возвышающий обман»? И почему даже «на дне» «человек – это звучит гордо»? Еще в раннем детстве я прочитала его автобиографическую трилогию «Детство», «В людях», «Мои университеты». Особенно запомнился образ его жестокого деда, у которого воспитывался Алеша Пешков. Дед, богатый нижегородский мануфактурщик, порол за провинности своих рабочих, доставалось и внуку. До сих пор помню слова, которыми кончается «Детство». Дед сказал внуку: «Ну, Ляксей, ты мне не медаль на шее. А иди-ка ты в люди. И пошел я в люди». Я тогда за него порадовалась, но главные испытания были впереди.

Во всем хотел немедленной справедливости

Наверное, с тех самых пор, когда маленький Алеша страдал, наблюдая за телесными наказаниями рабочих, возненавидел он любое насилие. Сирота, мальчик на побегушках в иконописной мастерской, посудник на пароходе, помощник пекаря в Казани, таскавший на своих плечах многопудовые мешки с мукой и месивший тесто в огромных чанах. А потом разносил свежие теплые булочки студентам университета, куда его самого не приняли. Работал помощником присяжного поверенного. А потом ходил босяком по Руси… И стал российской и мировой знаменитостью, самым известным после Толстого русским писателем начала ХХ века. Два раза жил в эмиграции – до революции и после. В общей сложности тринадцать лет прожил в Италии.

От горькой жизни – своей и окружающих – псевдоним – Горький. Виктор Шкловский, близко знавший Горького, пишет, что жизнь била Горького в буквальном смысле – он был сильно искалечен. У Горького есть страшный рассказ «Вывод»: мужик привязал изменившую ему жену к лошади. Голая, исхлестанная кнутом женщина, почти девочка, бежит рядом с оглоблей, а мужик, стоя на телеге, бьет кнутом по лошади и по жене. Вокруг зеваки, но никто не вступается. Случай не выдуманный. Горький тогда дрался один с целой толпой, его самого избили – «дело семейное» – и бросили в канаву. Но об этом в рассказе он не пишет. Об этом я прочитала у Шкловского, которому рассказал сам Горький. Переломанные ребра болели у него всю жизнь. Хотя некоторые современники утверждают, что он не чувствовал физической боли. Но не выносил чужой боли. Он переживал ее так болезненно, что когда однажды рассказывал, как женщину ударили ножом, на его теле вздулся шрам.

Шкловский стал свидетелем другого эпизода. Они шли по улице и увидели, как солдат ударил шедшую с ним женщину. Она вскрикнула и побежала, солдат за ней. Горький сорвался с места, догнал. Солдат встретил его трехэтажным матом и замахнулся. Дальнейшее Шкловский описывает так: «Горький присел, развернулся с такой быстротой, что раздулись полы его тяжелого пальто и, не распрямляя колен, ударил солдата длинной рукой в челюсть. Солдат упал, не вскрикнув. Алексей Максимович присел над солдатом. …Потом наставительно произнес, тронув рукой губы лежащего: «Тоже дерешься! Разве так дерутся?! Хочешь драться – возьми хоть фуражку в зубы – лицо закрыто, зубы будут целы». И обернулся к женщине: «Забирайте своего кавалера. Только пускай не дерется, чтобы его не постигла немедленная справедливость».

Он во всем жаждал такой «немедленной справедливости» и считал, что она придет с революцией. «Он ждал революцию, как любовь, которая будет защищать всех. Она принесла и ненависть. Горький еще не знал, что и сам умеет ненавидеть», – пишет Шкловский.

Романтик и реалист

В Горьком было много необычного. С молодости он болел туберкулезом, но выкуривал при этом по 75 папирос в сутки. Он несколько раз пытался покончить с собой, и всякий раз его спасала неведомая сила, например, в 1887 году, когда он стрелялся из-за неразделенной любви, пуля, направленная в сердце, на миллиметр отклонилась от цели. Он мог выпить сколько угодно спиртного и никогда не пьянел. В 1936 году он умирал дважды, 9 и 18 июня. 9 июня уже фактически умершего писателя чудесно оживил приезд Сталина, который приехал на дачу Горького в Горках под Москвой для того, чтобы попрощаться с покойным.

В этот же день Горький устроил странное голосование родных и близких, спрашивая их: умирать ему или нет? Как будто контролировал процесс своего умирания…

Зря его называли пролетарским писателем и буревестником революции: Горький прославился своими рассказами еще до революции. Они контрастные – красивые, романтические песни и сказания, и страшные, реалистические. В 1895 году он почти одновременно напечатал в «Самарской газете» романтическую сказку «О маленькой фее и молодом чабане», знаменитую «Старуху Изергиль» и реалистический рассказ «На соли», посвященный описанию тяжкого труда босяков на соляных промыслах. Горький сам ходил с босяками – чтобы лучше узнать жизнь. И баржи вместе с бурлаками тянул, и на соляных промыслах работал.

География его странствий по Руси обширна – практически вся страна. В 1891 году он уходит из Нижнего Новгорода, обходит все Поволжье, Дон, Украину, Крым, Кавказ, посещает Казань, Царицын, приходит в Ростов-на-Дону, работает грузчиком. Из Ростова идет в Харьков. Из Харькова — в Рыжовский монастырь, затем — в Курск. Из Курска — в Задонск. Посещает монастырь Тихона Задонского, идет в Воронеж, возвращается в Харьков. Потом в Полтаву, из Полтавы через Сорочинцы — в Миргород. Посещает Киев. Идет в Николаев. Приходит в село Кандыбово Николаевского уезда. Там его бьют мужики, он лечится в Николаевской больнице, потом идет в Одессу. В Очакове работает на добыче соли. Путешествует по Бессарабии и возвращается в Одессу. Идет в Херсон, Симферополь, Севастополь, Ялту, Алупку, Тамань… Приходит на Кубань. В Майкопе арестован как бездомный. Потом Беслан, Тифлис. И это за один только год!

«Босил» Горький не от нужды. Миллионер Савва Морозов однажды с раздражением сказал о нем: «И зачем он всем представляется босяком, когда все в Москве знают, что его дед оставил ему богатое наследство?». (На раздражение у Саввы были причины: Горький «отбил» у него актрису МХАТа Марию Андрееву, которую тот страстно любил).

Горькому как будто доставляет удовольствие ходить вместе с народом, который в поисках работы мигрировал на промыслы с севера на юг. Были среди этого народа и воры, и грабители, и попрошайки. И со всеми он находил общий язык.

Из той поры у него не только рассказы о «свинцовой мерзости жизни», но и оптимистические, жизнеутверждающие. Помню, была потрясена его рассказом «Рождение человека». Он шел с группой «босяков» из Орловской губернии, пришедшей в поисках работы и лучшей доли куда-то на Кавказ, к морю. Одна баба отстала и стала рожать в кустах. Молодой тогда Горький помог ей, она его гнала, а он соврал, что он – студент-медик. (При его особенности чувствовать чужую боль, думаю, что он и родовые муки перенес вместе с той бабой). Но как был счастлив, когда она разрешилась.

«И вот – на руках у меня человек. Хоть и сквозь слезы, но я вижу – он весь красный и уже недоволен миром, барахтается, буянит и густо орет, хотя еще связан с матерью. Глаза у него голубые, нос смешно раздавлен на красном, смятом лице, губы шевелятся и тянут: Я-а… я-а… Такой скользкий – того и гляди уплывет из рук моих, я стою на коленях, смотрю на него, хохочу — очень рад видеть его! …Нож у меня украли в бараке – я перекусываю пуповину, ребенок орет орловским басом, а мать – улыбается: я вижу, как удивительно расцветают, горят ее бездонные глаза синим огнем, …и окровавленные, искусанные губы шелестят: «Мотри, тихонечко…». Этот красный человечище вовсе не требует осторожности: он сжал кулак и орет, орет, словно вызывая на драку с ним: Я-а… я-а… – Ты, ты! Утверждайся, брат, крепче, а то ближние немедленно голову оторвут…Особенно серьезно и громко крикнул он, когда его впервые обдало пенной волной моря, весело хлестнувшей обоих нас».

Потом они пили с роженицей чай, который Горький вскипятил на костре, а потом баба поднялась: мол, нужно ей своих догонять. Он пытался ее остановить: куда, отдохни, слаба еще. Она ответила: «А Богородица-то? Пособит…». «Ну, уж если она вместе с Богородицей, – надо молчать!», – с доброй иронией подумал тогда молодой Алексей Пешков. И они пошли вместе – догонять группу. Горький нес на руках ребенка.

Не жил, а осматривал жизнь

Он со всеми находил общий язык, но для всех оставался чужим. И для «босяков», и для газетчиков, когда стал писать статьи и рассказы, и среди писателей, когда стал уже признанным. Как бы ни ласкала его на первых порах интеллигенция, какие бы банкеты ни давались в Петербурге в его честь, он для нее так и не стал своим. Оставался странником, попутчиком.

Толстой принял Горького за мужичка и говорил с ним матерком, но затем понял, что ошибся. «Не могу отнестись к Горькому искренно, сам не знаю почему, а не могу, – говорил Чехову. — Горький – злой человек. У него душа соглядатая, он пришел откуда-то в чужую ему, Ханаанскую землю, ко всему присматривается, все замечает и обо всем доносит какому-то своему богу».

В письмах к И. Репину и Толстому Горький пел гимны во славу Человека: «Я не знаю ничего лучше, сложнее, интереснее человека…»; «Глубоко верю, что лучше человека ничего нет на земле…». И в это же самое время писал жене: «Лучше б мне не видать всю эту сволочь, всех этих жалких, маленьких людей…» (это о тех, кто в Петербурге поднимал бокалы в его честь). «Я видел, как Гиппиус целовалась с Давыдовой. До чего это противно!».

Современники не могли не заметить эту двойственность Горького и задавались вопросом: когда же он был искренен? Леонид Андреев, уже будучи в эмиграции, вспоминал, как однажды Бунин, Серафимович, Вересаев и другие писатели спорили об искренности Горького. Спорили до хрипоты. И однажды Вересаев сказал: «Господа! Давайте раз и навсегда решим не касаться проклятых вопросов. Не будем говорить об искренности Горького!».

Невероятно щедрый человек

Горький много помогал большевикам, ждал революцию, но был разочарован ею. Не любил интеллигенцию (взаимно), но помогал всем, кто нуждался в помощи. Все обращались к Горькому. И он помогал – деньгами, своим авторитетом – спасал от голодной смерти, от тюрьмы, от репрессий. Он был «невероятно щедрый человек», пишет исследователь биографии и творчества Горького Павел Басинский. «Единственный, кто всю жизнь заботился о других писателях, а не только о себе. Вот мы говорим: не помог Платонову. А кто помог? Кто вообще мог помочь? И почему Платонов, как и все, обращался за помощью именно к Горькому? Да потому, что Горький с самого начала своей писательской карьеры, ещё со времён издательства «Знание», стал такой «дойной коровой». Чуть что – бегут к Горькому! Пишут Горькому! «Алексей Максимович! Помогите!». Василий Розанов умирает от голода и холода в Сергиевом Посаде – кому он пишет? «Максимушка, спаси от последнего отчаяния! Гибну! Гибну!». И большевик Зиновьев пишет ему из тюрьмы, куда его посадил Сталин. И художник Корин. И десятки, сотни учёных, писателей, интеллигентов… Потому что Горький в их представлении – это такой «собес», от него можно что-то получить – от
материальной помощи до вызволения из тюрьмы. В его квартире в Петрограде на Кронверкском проспекте после революции прятались члены императорской семьи и опальные эсэры».

О квартире Горького в Петербурге Владислав Ходасевич писал: «С раннего утра до позднего вечера в квартире шла толчея. К каждому ее обитателю приходили люди. Самого Горького осаждали посетители — по делам «Дома Искусства», «Дома Литераторов», «Дома Ученых», «Всемирной Литературы»; приходили литераторы и ученые, петербургские и приезжие; приходили рабочие и матросы — просить защиты от Зиновьева, всесильного комиссара Северной области; приходили артисты, художники, спекулянты, бывшие сановники, великосветские дамы. У него просили заступничества за арестованных, через него добывали пайки, квартиры, одежду, лекарства, жиры, железнодорожные билеты, командировки, табак, писчую бумагу, чернила, вставные зубы для стариков и молоко для новорожденных, – словом, все, чего нельзя было достать без протекции. Горький выслушивал всех и писал бесчисленные рекомендательные письма. Только однажды я видел, как он отказал человеку в просьбе: это был клоун Дельвари, который непременно хотел, чтобы Горький был крестным отцом его будущего ребенка. Горький вышел к нему весь красный, долго тряс руку, откашливался и, наконец, сказал: «Обдумал я вашу просьбу. Глубочайше польщен, понимаете, но, к глубочайшему сожалению, понимаете, никак не могу. Как-то оно, понимаете, не выходит, так что уж вы простите великодушно. И вдруг, махнув рукой, убежал из комнаты, от смущения не простившись».

«Сквозь русское освободительное движение, а потом сквозь революцию он прошел Лукою, лукавым странником», – писал Владислав Ходасевич.

Не только через революцию – через жизнь он прошел так же. Близко знал и общался с самыми разными людьми. «Горький одновременно общался с реалистами, модернистами, дворянами и мужиками, большевиками, священниками, провокаторами, монархистами, сионистами, академиками, писателями, колхозниками, гэпэушниками и прочими людьми на этой грешной земле, где только ему не нашлось места. Все в нем видели «Горького» – не человека, но персонаж, который он сам же придумал, находясь в Тифлисе в 1892 году, когда подписал этим псевдонимом свой первый рассказ «Макар Чудра». «Горький не жил, а осматривал…», – заметил Виктор Шкловский.

Его личными врагами было семейство Каменевых: сестра Троцкого, Ольга Каменева (Бронштейн) – жена Льва Каменева (Розенфельда Льва Борисовича), возглавлявшего Московский Совет с 1918 по 1924 год, бывшего членом Политбюро ЦК. Но самое интересное заключается в том, что до декабря 1934 года (до ареста) Лев Каменев являлся директором Института мировой литературы им. М. Горького!

Ольга Каменева заведовала театральным отделом Наркомпроса. В феврале 1920 года она говорила Ходасевичу: «Удивляюсь, как вы можете знаться с Горьким. Он только и делает, что покрывает мошенников, – и сам такой же мошенник. Если бы не Владимир Ильич, он давно бы сидел в тюрьме!».

С Лениным Горького связывало давнее знакомство. И именно Ленин посоветовал Горькому уехать из новой России. Выехав за границу в 1921 году, Горький резко критиковал циркуляр Крупской об изъятии из советских библиотек для массового читателя произведений Платона, Канта, Шопенгауэра, В. Соловьёва, Л. Толстого и других.

Горький не боялся никого, у него была мировая известность, его работоспособность поражала, его популярность, его щедрость вызывали злобу и зависть.

Современник писателя, эмигрант Сургучев всерьез считал, что Горький однажды заключил договор с дьяволом – тот самый, от которого отказался Христос в пустыне. «И ему, среднему, в общем, писателю, был дан успех, которого не знали при жизни своей ни Пушкин, ни Гоголь, ни Лев Толстой, ни Достоевский. У него было все: и слава, и деньги, и женская лукавая любовь».

Ну, насчет «среднего писателя» – неправда. 25 томов художественных произведений, многие из которых с успехом выдержали проверку временем, сотни статей, писем. Не говоря о грандиозных культурных проектах: общество «Знание», альманахи, журналы, газеты. И серии книг: «Жизнь замечательных людей», «Всемирная литература». Литературный институт его имени, Союз писателей (сам Горький получил членский билет № 1) – всех его проектов, многие из которых живы до сих пор, и не перечислишь. Не человек – а целое министерство культуры.

Только культура, считал он, «каждого из людей сделает Человеком».

(Продолжение следует)