Когда окончилась война
ЗАПОЗДАВШАЯ ПОБЕДА
Рано ликовал Вениамин Скаленко с сослуживцами по случаю Победы, о которой они узнали по радио в Австрии, под Веной. Они уже слышали об отдельных очагах сопротивления фашистов советским войскам, имевшим место в этой альпийской республике. То ли это были фанатики, то ли не до всех частей вермахта своевременно дошло сообщение из Берлина о капитуляции Третьего рейха, но как бы там ни было, ребятам пришлось принимать непосредственное участие в подавлении последних вылазок врага, напоминавших конвульсивные движения обреченных. Вдруг, вскоре после радостного сообщения о завершении войны, весь личный состав части грузят на автомашины и перебрасывают к городку Пухберг, что приютился у подножия Альп. По слухам, он был занят противником. Однако боя как такового с немцами не было, и наши почти без выстрелов въехали в город. Гитлеровские вояки драпанули куда-то в горы, даже не попытавшись оказать сколько-нибудь более или менее серьезного сопротивления наступавшим.
И такое положение, когда немцы отступали, а советские части упорно преследовали их, сохранилось и в дальнейшем; впрочем, у солдат все это называлось еще проще: фашист бежит, мы его догоняем. А убегал противник в сторону Чехословакии, но там, в соседней стране, на подмогу советским бойцам неожиданно приходили местные патриоты. Нередко перед очередным боем чехи их горячо просили:
– Дайте нам самим покончить с оккупантами, вы и так слишком много вынесли, много потеряли своих.
Двенадцатое мая. В этот день для Скаленко и его товарищей война и в самом деле закончилась. Возле какой-то деревни, поступило донесение, застряла немецкая автоколонна. Противник, по всей видимости, стремился сдаться в плен американцам, но получил от них категорический отказ. Тогда на переговоры к немцам об условиях их сдачи отправился заместитель командира дивизии по политчасти, наказав своим: «Если со стороны немцев услышите хоть один выстрел – стреляйте по этому району без колебаний!» Однако фашистский генерал отказался иметь дело с советским парламентером – потребовал к себе равного по званию. Тогда к немцам отправился с охраной сам командир дивизии генерал Миронов. Он тоже дал указание: «Если что – открывайте огонь!» Но переговоры прошли успешно. Их условием было: немцы оставляют всю технику и оружие на дороге и организованно отходят в сторону, вправо, наши занимают свои позиции на левой стороне трассы.
Все прошло без сучка и задоринки, как и было намечено. Впрочем, не совсем. Когда немцы сложили оружие, раздался одиночный выстрел. Это покончил с собой один из гитлеровских офицеров, видимо, не захотевший отдавать себя на милость победителям.
«Я ЖИТЬ НЕ ХОЧУ!»
Первого апреля 1947 года сержант Вениамин Скаленко, служивший после войны на Дальнем Востоке, прибыл в родной Бурлин. А четвертого апреля, даже толком не отдохнув, вчерашний фронтовик – уже работал в поле. Тому было несколько причин. Семье жилось очень тяжело. Отца не было. В начале 1943 года Пантелея Терентьевича, которому было уже за пятьдесят, забрали в город Свердлов, на один из оборонных заводов. Там он, спустя примерно год, и умер – Скаленко-старший тяжело страдал желудком.
Колхоз тоже находился в наитруднейшем положении. Он пришел в упадок, по сравнению с довоенными годами. Остро не хватало рабочих рук – многие односельчане не вернулись с фронта или пришли калеками. В том же году, когда подошла пора убирать рожь, бригадир Михаил Игнатьевич Коваленко тихим голосом, чтобы никто не слышал, сказал своим изможденным, осунувшимся подчиненным:
– Хлопцы, сходите на делянку, наберите колосков и сварите себе немного кутьи.
Михаил Игнатьевич опасался нес-проста. Колхозы не имели права ни одного килограмма зерна использовать на свои нужды до тех пор, пока не сдадут его государству в необходимом объеме. В соседнем колхозе «Утва» был такой случай. Тамошний председатель отвез мешок ржи нового урожая на мельницу, обмолол и развез муку по полевым бригадам для того, чтобы хоть как-то поддержать голодных людей. Себе лично он не взял ни грамма муки. И что же? За эту инициативу председатель схлопотал двенадцать лет!
Собрал Вениамин с приятелем колоски, руками их натер – набралось килограммов четыре-пять. Сварили кутью, слегка ее присолив. Каждому давали не больше двух ложек, но не потому что было жалко – больше не полагалось, человек мог попросту умереть. Паша Коннов, подросток двенадцати лет, он тоже работал в бригаде, попросил добавки. Ему отказали: мол, нельзя, подойди через пару часов – получишь еще.
– Дайте сейчас, очень есть хочу!
– Но ведь ты, Павел, умрешь, – пытались хоть как-то убедить его старшие.
– Пусть умру. Я жить не хочу!
Мальчик говорил чистую правду. Смерть казалась ему, да тогда, наверное, не только ему, тем единственным, что освобождало его от нескончаемых мук и страданий.
УЛИЦА ГЕРОЯ
Жил когда-то в Бурлине Филипп Григорьевич Волков. Проще и скромнее его трудно было найти в селе человека. Филипп Григорьевич из бывших фронтовиков, с войны пришел покалеченный, с сильно подорванным здоровьем. Частенько хворал, но о своих недугах старался не говорить, скрывал, видимо, полагая, что у его земляков и без того хлопот хватает. Не распространялся обычно Волков и о том, как он воевал с немцами. В «Труде крестьянина» был простым колхозником, потом кузнец Аким Чепа взял его к себе помощником. Никогда Филипп Григорьевич не просил никаких льгот для себя, более легкой работы, а ведь, казалось бы, имел для этого все основания. Дело в том, что дядя Филипп был Героем Советского Союза.
– Поезжайте в какой-нибудь санаторий, – советовали ему, – поправите свое здоровье, отдохнете, колхоз вас отпустит, да еще материально поможет.
– А зачем? – отмахивался Ф.Г. Волков. – Как-нибудь и без этого обойдусь.
Жил человек с широко распространенной среди русских людей фамилией скромно и умер так же скромно. Лишь спустя годы люди вспомнят о скромном земляке-герое и перенесут его прах в самый центр села, а улицу, где он долгие годы жил, назовут его именем.
ЗНАМЯ НАД РЕЙХСТАГОМ
Был до войны у Вени Скаленко хороший приятель – Леша Ковалев. Бойкий, шустрый паренек, он и в играх задавал тон. Друзья учились в одной школе, вместе купались в речке возле села, вместе лазили по чужим садам. В семнадцать юноша ушел на фронт. Служил в разведке. И, скорее всего, служил хорошо, не стыдно было за него землякам, – за свои боевые заслуги был награжден тремя орденами Славы, что приравнивается званию Героя Советского Союза. Последний орден солдатской славы он получил уже за взятие Берлина.
После войны Ковалев уехал в Киев, работал там в системе пожарной охраны. Несколько раз приезжал на родину в Бурлин, где у него жили родители и сестра. Вениамин как-то поинтересовался о старом приятеле у его родни и услышал: «Леша брал рейхстаг, водружал над ним Красное знамя». Правда, особого значения он тогда этим словам, произнесенным мимоходом, не придал: не один Ковалев, как потом выяснилось, поднимал над рейхстагом священный алый стяг.
Через много лет В.П. Скаленко на глаза попалась одна из центральных газет с крупным заголовком «От Бурлина до Берлина» на первой полосе и ниже – так хорошо знакомый миллионам людей во всем мире снимок: советский солдат стоит на краю крыши рейхстага с огромным красным флагом и пытается закрепить его. В той публикации подробно рассказывалось о герое, которого взрастила бурлинская земля. Об Алексее Григорьевиче Ковалеве.
Несколько слов в заключение. После войны В.П. Скаленко заочно закончит Алматинский институт народного хозяйства, факультет «Экономика сельского хозяйства», и на многие годы тесно свяжет себя со статистикой. Пройдет путь от рядового сотрудника районной инспектуры госстатистики до начальника облстат-управления. Правда, его многолетние заслуги будут отмечены лишь двумя медалями «За трудовую доблесть». Когда его спрашивают, почему, мол, так скромно, Вениамин Пантелеевич искренне отвечает:
– Я никогда не работал за высокие награды и звания. Трудился ради людей, ради нашей страны…
В настоящее время В.П. Скаленко живет в Уральске, бывший фронтовик уже вот-вот разменяет десятый десяток.
Евгений Чуриков
Фото Ярослава Кулика
и из семейного альбома В.П. Скаленко
