Как всё начиналось…
Почти весь минувший год для воинов-интернационалистов прошел под знаменательным знаком – двадцатипятилетием вывода советских войск из Афганистана. В советские времена, когда говорили о событиях, происходивших в соседней стране почти на исходе двадцатого века, избегали произносить слово «война». А в первое время вообще многое замалчивалось. И лишь по так называемому грузу «200», который вскоре стал прибывать из ДРА, да скупым рассказам военных, успевшим побывать в зоне боевых действий, стало понятно, что не все «там» так просто, как это подавалось официальной пропагандой.
Среди тех, кто прошел через Афган, был и А. В. Боровский, проживающий ныне в Уральске. Изрядно постарели ветераны той войны, нередко с трудом узнаешь, угадываешь их в молодых людях в военной форме, что смотрят на тебя с потускневших старых фотографий, кое-кого из этих парней уже давно нет в живых. А Анатолий Владимирович даже среди них самый «ветеранистый», еще год-другой и разменяет военный пенсионер восьмой десяток. Когда он оказался в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане, ему было уже лет тридцать пять.
В последнее время мы часто встречались с Анатолием Владимировичем, все больше по делам, связанным с юбилеем, и как-то я поинтересовался у него, какими судьбами его забросило в «афганский котел», человека, который к тому времени уже был обременен семейными узами.
– Забросило приказом командования, который, как известно, не обсуждают, – несколько шутливо ответил он, – я в январе 1980 года, буквально через неделю-другую после ввода наших войск, вместе со своей частью пересек границу таинственной, полной для нас тогда загадок страны, которая, не покончив еще с феодальным строем, вознамерилась строить социализм. А вообще-то я мог и не быть совсем в Афганистане, даже ни на один день не расставаясь со своей кадровой военной службой. Как это удалось сделать, например, кое-кому из моих сослуживцев. Бог им судья… В случае же со мной сыграл роль, пожалуй, целый ряд обстоятельств. И чтобы было понятно, начну с того, что было еще задолго до Афганистана, с того времени, когда мы, поколение, появившееся уже после Великой Отечественной, и думать не думали, что нам, как и нашим отцам, тоже придется воевать.
Я не сразу, как вы понимаете, родился годным к военной службе. В старших классах, помню, мечтал стать врачом. В этой профессии меня привлекало то, что она была мирная и благородная. Тянуло меня и к искусству, ведь я по гороскопу – Лев – творческий человек. Я даже учился в Уральском музыкальном училище по классу вокала, правда, не закончил его. Но все же в конце концов пересилило военное дело. И вот как это произошло.
Осенью 1965 года меня призвали на срочную службу в армию. В учебной роте в Самарканде, это в Узбекистане, из меня, безусого юнца, должны были сделать сержанта для прохождения в дальнейшем службы в мотострелковых частях. Но через несколько месяцев, зимой, к нам в учебку прибыли офицеры из Туркестанского военного округа и стали нас, курсантов, настойчиво агитировать поступать в военные училища страны, и я, загоревшись этим, выбрал Киевское общевойсковое. Но меня потом, так получилось, перевели в Ташкентское такого же профиля училище. Учился я хорошо, был даже заместителем командира взвода курсантов. Много занимался и общественной работой. Часто меня приглашали на узбекское республиканское телевидение, где я снимался в молодежных русскоязычных передачах патриотической направленности. Был также участником хора военного округа, выступал в крупных концертах.
Между прочим, вместе со мною учился и Лев Рохлин, который впоследствии станет известным военачальником. В лихие девяностые годы он погибнет при весьма странных обстоятельствах, и в смерти боевого генерала, пользовавшегося огромным уважением в армии, обвинят его жену Тамару.
Курсант Рохлин уже в молодые годы был очень амбициозен в хорошем смысле слова. По окончании военного заведения, когда стоял вопрос о распределении новоиспеченных офицеров, он самоуверенно заявил: «Поеду делать карьеру на юг Туркестанского округа!». А там – Казанджык, Елатань, ТахтаБазар – были очень плохие погодно-климатические условия. Жара, пустыня, безводье… Многие избегали этих мест, предпочитая для службы другие регионы Советского Союза. Но некоторые офицеры специально выбирали сей трудный район: тут действительно можно было быстро сделать удачную карьеру. Досрочно присваивались звания, происходило продвижение по службе. А там – прямая дорога в военную академию в Москве. Ну, и отправился наш Лева в самое пекло, за короткое время добился многого по службе. И в Афганистане Лев Яковлевич будет командовать уже мотострелковым полком. И чтобы закончить о своем товарище по училищу, отмечу, что ему еще пришлось повоевать в Чечне в первую военную кампанию. Он там также прекрасно показал себя как офицер. Боевого генерала даже представили к званию Героя России, но он отказался от него. Считал эту войну бездарной, авантюрной, имевшей тяжелые последствия для армии и страны… И вообще Лев, несмотря на высокие звания и регалии, был всегда, как бы поточнее выразиться, чернорабочим Вооруженных сил, бежавшим от всякой паркетной службы как черт от ладана.
Летом 1970 года мы получили дипломы, и наши плечи украсили погоны с новенькими лейтенантскими звездочками. Нас ждали на периферии, в мотострелковых войсках. Я как обладатель красного диплома при распределении получил право свободного выбора места службы. И остановился на Прикарпатском военном округе. Не буду лукавить, не последнюю роль тут сыграло то обстоятельство, что мне очень нравилась природа этого региона, находившегося на самом западе нашей огромной страны. К тому же корни у меня были украинские. Когда-то мы жили в Одесской области, но началась целинная эпопея, и мои родители со мною, восьмилетним мальчишкой, переехали в Казахстан, обосновались в наших краях, в ЗКО.
– Насколько я знаю, Анатолий Владимирович, вы в армии, в том числе в Афганистане, все время были политработником. А тут – мотострелковые части…
– К моменту окончания училища в Ташкенте вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об улучшении военно-политической работы в войсках. Возникла острая необходимость в политработниках. И тогда из всего нашего выпуска, а это около 300 человек, выбрали с полсотни и без дополнительной подготовки сразу направили в места службы уже в качестве политработников. В эту полсотню попал и я. Несмотря на то, что у нас в училище была общевойсковая подготовка, нас еще попутно обучали и кое-каким навыкам политработы со своими будущими подчиненными. Обстановка в мире тогда тоже, как и сейчас, была весьма напряженной. Незадолго перед этим в Чехословакии произошли события, получившие название «Пражской весны»… Стал вновь остро востребованным, как когда-то в Гражданскую и Великую Отечественную войны, институт комиссаров, политруков.
Западная Украина. Львовское высшее военно-политическое училище – тут я на несколько лет бросил свой жизненный якорь. Если до этого меня уму-разуму учили, то теперь я сам участвовал в процессе «ковки» будущих политработников и военных журналистов. Однако впоследствии ясно осознал: это все не для меня, училище – совсем не то место, где можно делать карьеру, успешно продвигаться по служебной лестнице. И несмотря на то, что мне вот-вот должны были тут присвоить звание капитана, напросился в роту почетного караула Прикарпатского округа.
Служба была очень интересной. Подо Львовом находился Яворивский военный полигон, примечательный тем, что там проводились учения не только наших войск, но и армий стран Варшавского договора – союзников СССР по соцлагерю. И мы всегда участвовали в торжественных мероприятиях по встрече и проводам иностранных высокопоставленных военных делегаций. Куда перемещались гости – туда то и дело авиацией перекидывали и нашу роту. Но все равно для военного человека, думающего о своем будущем, не лишенного честолюбивых замыслов – какой рядовой не мечтает быть генералом! – это был все же тоже не тот размах, не те масштабы. И в результате я оказываюсь в артиллерийской дивизии, дислоцировавшейся в городе Тернополе. Это тоже Западная Украина. Не буду рассказывать, как там проходили мои армейские будни. Отмечу лучше один момент, связанный уже непосредственно с Афганистаном.
Приглашает однажды меня к себе в самом начале 1980 года начальник политотдела дивизии и предлагает мне поехать в Драгобыч Львовской области, где в то время формировался полк реактивных минометов (те же легендарные «Катюши», только усовершенствованные) специально для отправки в ДРА. Вид у полковника при этом был какой-то хмурый и уставший. Как я потом узнал, объяснялось это скорее всего тем, что он ожидал, что я откажусь от предложения. В его подчинении были четыре офицера – политработника и они до этого уже уклонились от выполнения воинского долга в соседней стране под различными благовидными предлогами: у одного были дети, у другого жена собралась вдруг рожать… У меня к тому времени детей еще не было, да и жена Вера спокойно и с пониманием отнеслась к известию, которое я привез из штаба дивизии: «Раз надо – поезжай». В общем, в этом серьезном вопросе у нас с нею было полное взаимопонимание и согласие.
В Драгобыче полк не полностью сформировали. Было сколочено главным образом лишь ядро, состоявшее из кадровых офицеров. И по мере нашего продвижения на юго-восток страны, к афганской границе, этот костяк постепенно рос, крепчал, обрастая как людскими, так и материально-техническими ресурсами. А в Самарканде, в том самом, где мне когда-то так и не пришлось стать сержантом, мы получили уже почти все для того, чтобы пересечь госграницу и войти на территорию чужого государства полноценной воинской частью. По прибытии нашего воинского эшелона в Кушку, самую южную точку СССР, мы дополучили еще часть техники, нам наконец-то назначили командира полка.
После разгрузки эшелона мы совершили марш из города Кушки через афганский Герат и остановились в чистом поле возле Шинданда на западе Афганистана. Там мы получили название нашей части – 28-й армейский реактивный артполк. Начались трудные боевые будни на афганской земле, полные тревог и ожиданий. Все для нас было чужое, незнакомое…
(Продолжение следует)
