Из девятой
(Окончание. Начало в №10)
– Во время штурма дворца Амина мы бежали за бойцами «Альфы». Я думаю, значительная доля успеха нашей операции принадлежит им, настоящим профессионалам своего дела. Еще когда мы находились в Баграме, к нам в казарму частенько заглядывали спецназовцы. Они были без знаков отличия, в гражданском. В то время мы не знали о них ничего. Спросишь иного, а в ответ услышишь: «Я токарь, работаю в Фергане» – и все. Зато сами дотошно расспрашивали нас о том, кто мы такие и откуда, как бы прощупывая нас, пытаясь заглянуть к нам в душу. Потом до нас дошло: они действительно старались побольше узнать о нас, ведь надо же знать, с кем придется с боем, плечом к плечу, брать важнейший стратегический объект в Кабуле.
Были ли потери? Не без этого. К примеру, довольно нелепо погиб наш сослуживец Савоскин. Какая-то пуля – наша или обороняющегося противника – попала в «муху», противотанковую гранату, с которой он шел в атаку, и разорвала ее – солдат погиб на месте. Гибли бойцы еще и оттого, что и мы, и враг были по сути в одной и той же одежде, различием служили только белые повязки на рукавах. Но в темноте их было плохо видно. К тому же в азарте боя они иногда спадали, свертывались в узенькую полоску.
Подробности боя помнятся смутно. Не до этого было! В нас ожесточенно и много стреляли из разных видов оружия, мы отвечали, конечно, тем же. Когда проникли в аминовскую резиденцию, продолжали бой там, в многочисленных залах и коридорах. Самого Амина я не видел, хотя во время штурма он находился непосредственно во дворце. Скажу только лишь о том, что узнал впоследствии. Амин вышел с капельницей навстречу штурмующим. Оказывается, перед этим его попытались отравить, но вызванный срочно из советского посольства врач откачал его, спас от смерти. В перестрелке Амин был застрелен. Если бы наш врач, сердобольный, не спас его в тот момент от отравления, может быть, никакого штурма вообще не было.
Когда уже все закончилось, и мы вернулись в казарму, то неподалеку увидели достаточно большую группу афганцев, содержавшуюся под охраной наших солдат. Судя по их одежде и по некоторым признакам в поведении, они были не из простых. Может быть – высокопоставленные чины из близкого окружения афганского лидера? Куда их потом дели, не знаю.
За участие в благополучно проведенной операции по овладению главным правительственным объектом командира нашей роты старшего лейтенанта Валерия Востротина представили к званию Героя Советского Союза. Но потом этому делу дали задний ход. Ему поставили в вину, что среди его подчиненных имели место, как бы это поточнее выразиться, факты мародерства. В брошенных хозяевами магазинах солдаты забирали магнитофоны и потом всюду возили с собой, так что почти с каждой боевой машины неслись громкие песни и мелодии. В трофеях оказывались порой и швейные машинки. Да, и такое было. С помощью машинок штопалось-перешивалось армейское обмундирование. Из аминовской резиденции набрали побольше ковров для того, чтобы как-то спасать себя от холода в помещениях своей казармы.
Дня три пробыли в Кабуле, затем нас перебросили назад в Баграм, в привычные уже для нас капониры на аэродроме. Сразу по прибытии туда командир полка, собрав весь личный состав части, сказал:
– Есть у нас хорошая рота. Девятая. Командир у нее боевой, замечательный! Но только вот это, – показывает полковник на ЗИЛ, полный боевых «трофеев», – никуда не годится. Столько барахла набрали! – И пошел-поехал распекать старлея Валерия Востротина вместе с нами, его подчиненными. Я думаю, в эту минуту ротный и сам не рад был тому, что его представили к высокому званию.
В тесных и удушливых капонирах мы, к счастью, долго не пробыли. Скоро нас разместили в палатках – в них было и просторнее, и теплее, они отапливались соляркой, в которой недостатка никогда не испытывалось.
Служба наша заключалась в регулярном прочесывании гор в прилегающих районах, иногда мы вступали в стычки с бандитскими группировками. Однажды, помню, в провинции Бамиан оказались в долине возле двух огромных и величественных каменных изваяний. Рядом в скалах чернели многочисленные пещерки, в которых, по слухам, когда-то жили люди. Я тогда не знал, что это такое. Лишь годы спустя увидел по телевизору, как талибы, пришедшие впоследствии к власти в стране, из танковых орудий разрушали эти всемирно известные монументы. Оказалось, то были статуи Будды, и создали их неведомые зодчие еще до того, как в эти места пришел ислам. Несмотря на протесты мировой общественности, новый режим без зазрения совести уничтожил то, что никак не вписывалось в его идеологические постулаты.
Жизнь вокруг поражала своей бедностью и даже нищетой, особенно в кишлаках. Мы как будто оказались в средневековом Афганистане. И нередко возникали любопытные контрастные картины: едешь на мощном современном танке, а рядом у дороги дехканин вспахивает свой маленький клочок земли допотопной деревянной сохой, которую тащит осел. Хаты глиняные с плоскими крышами, окошки вместо стекол нередко попросту заткнуты тряпками.
Помню, как к нам в Баграм приезжал командующий воздушно-десантными войсками Советского Союза, генерал армии Д.С. Сухоруков. Он вручал личному составу 345-го полка правительственные награды. Меня наградили медалью «За боевые заслуги». Я подошел на плацу к генералу и отрапортовал: «Товарищ командующий! Командующий Воробьев прибыл за наградой!» – Это я так сильно разволновался, что заговорился. Военачальник спросил меня, из какого я подразделения. Получив ответ, командующий с улыбкой произнес:
– Ну вот, опять девятая рота. Вы почти все награды себе забрали.
Ротного Валерия Востротина ранило почти на моих глазах. Миновала колонна полка один из кишлаков, втянулись в «зеленку», то есть местность, поросшую лесом, и тут «сороку» – так мы звали штабную машину с рацией – подбивают из гранатомета. Колонна остановилась. В «сороке» находились командир нашего батальона майор Алиев, Старостин и двое связистов. Все оказались раненными осколками кумулятивной гранаты, прожегшей броню. Вытаскиваю командира роты, а у него все лицо багровое, иссечено смертоносным металлом. Кричит от нестерпимой боли. Тут же «вертушкой» – вертолетом, вызванным по рации, – его и других раненых отправили в госпиталь.
Когда мы демобилизовались из армии, зашли к жене Валерия Востротина в Фергане, поинтересовались, как самочувствие командира и где он сейчас. Она была в подавленном состоянии.
– Плохо дело, – проговорила несчастная женщина. – Все время он у нас по госпиталям, все время по больницам. Вряд ли будет теперь видеть. Да и вообще здоровье Валеры сильно подорвано.
Прошло несколько лет. Я уже был дома в Уральске. По телевизору шла какая-то передача про Афганистан. Корреспондент брал интервью у офицера в чине подполковника, командира полка. Я аж вздрогнул. По голосу узнал своего бывшего ротного. Он рассказывал об одном весьма примечательном случае. Отправлялась на Родину большая группа военных, отслуживших свой срок. Востротин обратился к ним:
– Мужики! Я понимаю, вам завтра уже домой, но у меня к вам просьба – останьтесь ещё на один день. Завтра предстоит боевая операция. Кто готов принять в ней участие – шаг вперед!
И вся рота шагнула как один.
Потом старлей признается, что он пошутил. Но он был сам поражен таким боевым порывом своих подчиненных, для которых долг служения Родине оказался выше личных интересов. Вот таким был наш боевой командир. Насколько мне известно, он провоевал в Афганистане до самого конца и уже одним из последних выводил оттуда свой 345-й воздушно-десантный полк.
…Михаил Иванович Воробьев человек скромный, застенчивый, он не любит рассказывать о своих ратных делах. Но мне помогли мои друзья из областного общества ветеранов войны в Афганистане. Они устроили нам встречу. Она совпала как раз с празднованием знаменательной даты – 25-летием вывода советских войск из соседней страны. Зная о том, что не все «афганцы» воспринимают российский художественный фильм «9 рота» однозначно, я поинтересовался его мнением на сей счет.
– Да нормальный фильм, – ответил он. – Показана суровая армейская служба в непростых условиях, фактически в условиях непрерывной войны. Там было не до нежностей, не до каких-то церемоний. Иногда, не скрою, наш ротный пускал в ход весьма действенное средство – кулак. Бил прямо по лицу. И ничего: воспринималось провинившимися без обиды, как должное. Там зачастую некогда было проводить собраний, заниматься душеспасительными беседами и разъяснениями. Мне, – улыбнулся собеседник, – ни разу не довелось попробовать командирского кулака. Не давал к этому повода.
– Почему картина была снята именно о вашей роте?
– В 345-м полку она считалась самой лучшей. И, видимо, такой продолжала оставаться и после моей демобилизации из армии. Кстати, в фильме нашли отражение уже более поздние события, второй половины восьмидесятых. К тому же Востротин не раз нам признавался в своей большой мечте – написать книгу о роте и снять по ней фильм. Может быть, ему удалось это сделать? Или – побудить к реализации этой интересной идеи кого-то другого?
Сейчас генерал-полковник в отставке, Герой Советского Союза Валерий Александрович Востротин живет в Москве. Он возглавляет Союз десантников России. Депутат Государственной Думы.
