Искусство прущей новизны
Однажды в студенческие годы мы спорили о современной живописи. Одни доказывали, что «Черный квадрат» Малевича это вовсе не искусство, другие – что понимание этого искусства не всем доступно. «А пойдемте в Третьяковку, я вам докажу, что если восхищаться ну, например, нарисованным планом эвакуации из музея, то найдутся люди, которые тоже «поймут», какое это «высокое искусство», – сказал студент, разбиравшийся в живописи (а мы все тогда, по крайней мере, знали имена русских передвижников и французских импрессионистов).
И вот встали мы в галерее у этого плана эвакуации и стали на разные лады обсуждать, что хотел выразить «художник» этими линиями и квадратиками, что «быдло» не понимает глубокого философского смысла этого «произведения», а власть преследует свободомыслящего художника.
И вы не поверите – вскоре рядом уже стояло несколько человек, внимательно вглядывающихся в этот план и слушающих наши разговоры, а кто-то робко спрашивал, кто автор этого «произведения»?
И только разглядев сверху надпись: «План эвакуации в случае пожара», сконфуженно отходили.
Мы тогда даже не предполагали, что пройдет три-четыре десятка лет и «искусством» станут называть откровенную пошлость и обыкновенное хулиганство. Называют это «искусство» инсталляцией и перформансом. Инсталляция в переводе с английского – установка, монтаж, перформанс – представление. Говорят, направление под названием «инсталляция» началось с того, что на какой-то выставке современного искусства (еще в начале прошлого века) один из посетителей поставил на столик пустую смятую банку из-под пива. А через несколько минут самые продвинутые ценители авангарда уже обсуждали художественные ценности этого «произведения». И пошло-поехало. Главное – облечь это, с позволения сказать, «искусство» в многозначительные и непонятные слова, мол, эта банка или колесо или унитаз что-то символизируют и имеют какой-то глубинный, не всем доступный смысл.
Дальше всех пошел петербургский «художник» Петр Павленский. В один не очень теплый День сотрудников органов внутренних дел России он вышел голым на Красную площадь и …прибил к брусчатке свои, простите, гениталии. И сидел так, печально глядя на то, что он пригвоздил. Те, у кого в этот день был профессиональный праздник, не сразу поняли и попросили художника подняться. И только после того, как он не смог это сделать, сотрудники органов внутренних дел увидели наружный пригвождённый орган Павленского. Вежливо отсоединили хозяйство художника от брусчатки, заботливо прикрыли простыней от любопытных взглядов и препроводили в больницу. Там признали художника вменяемым и переправили в отделение полиции, из которого вскоре отпустили. В своем заявлении Павленский объяснил, что прибитая к Красной площади мошонка – это «метафора апатии, политической индифферентности и фатализма современного российского общества».
До этого Павленский устроил акцию под названием «Туша» – обмотал себя (опять же голого и тоже в День милиции) колючей проволокой перед административным зданием в Петербурге – в знак протеста против «тоталитарного режима», но «режим» его снова отпустил. Он еще ухо себе отрезал, как Ван Гог, но знаменитым это его все равно не сделало. Потом он зашил себе рот и встал возле Казанского собора в Питере, на этот раз одетым.
Рот он себе зашил, когда устроил пикет в поддержку богохульниц из Pussy Riot. Эти тоже показали перформанс, устроив похабную пляску в балаклавах на алтаре Храма Христа Спасителя в Москве. Их привлекли за хулиганство, и Павленский вышел на пикет в их защиту с зашитым ртом – мол, нельзя уж в алтаре покуражиться. Все это, конечно, освещалось в прессе, показывалось по телевизору, либералы вопили о тоталитарном режиме и преследовании «инакомыслящих». А какой-то шутник в ответ выставил в Инете свою фотографию с табличкой на груди: «Я зашил свой зад – пусть Pussy Riot сидят».
Но, как ни провоцировал художник «тоталитарный режим», отделывался он несколькими сутками за хулиганство или небольшими штрафами. Зато сколько шума было! Все правозащитные организации кричали о нарушении прав «художника» выражать свое мнение и прочее. И таки добился Павленский того, чего добивался: дали ему политическое убежище во Франции. Там он тоже решил привлечь к себе внимание и поджег двери какого-то банка. В России за такую же шалость – он поджег двери ФСБ – ему ничего не было. А во Франции его посадили, и, кажется, уже депортировали обратно в Россию. Мол, пусть ваш сумасшедший в вашей тоталитарной стране двери поджигает и свои органы демонстрирует.
А один наш, уральский художник, в Париже, к счастью, ничего не поджигал, года два назад показал инсталляцию со смирительными рубашками. Это у него фишка такая – всегда люди в разноцветных смирительных рубашках с рукавами метров по шесть «символизируют обратное движение свободы из бывших стран социалистического лагеря». Не понятно – куда это она, свобода, «обратно» идет? По мнению художника – «смирительные рубашки как инструмент подавления личности в тоталитарном режиме. Замаскированный эшафот устранения людей, мешающих работе системы, зомбированию масс». Ну там еще про «неординарность мышления, гениальность иррационального поведения, индиферентность» и прочее – почти те же слова, что у Павленского. Главное – чтоб было умно и непонятно. И про тоталитарный режим не забыть… Когда этот художник поросенка в цвета триколора раскрасил и на ступенях Российского консульства в Уральске помял, чтобы бедолага завизжал и опорожнился, это понятнее было: против упавшего «Протона» художник протестовал. Наверное, ему на голову тот и упал… Но после этого он в Париже и побывал.
И там, и здесь к акции отнеслись с пониманием: в Уральске оштрафовали на символическую сумму, а в Париже смотрели, как и положено смотреть на психов, – с сочувствием. Только не все поняли: это перформансы или инсталляции?
Режиссер Никита Михалков однажды сказал, чем отличается инсталляция от перформанса. Если художник нагадит под дверью и позвонит – это инсталляция. А если наоборот – сначала позвонит, а потом сядет гадить, то это уже перформанс. Так что и люди в смирительных рубашках, и свинья, которая гадит на пороге, и Павленский, прибивающий свои яйца, – это перформансы. Потому что – действие.
Значит и тот зять из нецензурной частушки, который мимо тещиных окон пройти спокойно не может: «То ей … в окно засуну, то ей ж… покажу», он тоже художник-перфомер?
А какие инсталляции можно видеть на наших улицах! Какой глубокий смысл можно разглядеть в брошенном в арык засохшем букете! Сколько протеста в мусоре, рвущемуся из железных тоталитарных оков искореженного мусорного бака! А художественная мозаика плевков на асфальте?
Но все-таки нашим инсталляторам и перформерам далеко до российских: до членовредительства еще не дошли. Гениталии куда-то прибивать – слабо. И секс в музее устроить тоже. А вот в Петербурге разрисовали разводной мост в виде, простите, огромного мужского органа. А одна девица в супермаркете засунула мороженую курицу себе в одно, как оказалось, просторное место, а потом «родила» ее, и это сняли на видео. Тот еще фильмец получился, Хичкок отдыхает.
Жил в Москве один галерист нетрадиционной ориентации. У него была галерея, и он устраивал выставки. Например, картина, изображающая нежно целующихся милиционеров. Или изображение распятого Христа на фоне обнаженного женского тела. Народ плевался, возмущался, а галеристу – хоть бы что, возмущался, что быдло ничего не понимает, а его травят за то, что он дает возможность «выставиться» этим «гениям».
В этом году в Астане перед ЭКСПО-2017 тоже устраивали перформансы. Безобразий, к счастью, не изображали, но все равно, непонятно, какой смысл в нанизанных ожерельем прокопченных казанах или велосипедах с одним колесом, еще и прикованных к стойке стола? Кстати, велосипеды – любимый предмет перформансов всех времен и народов. Его еще в начале прошлого века использовали. Так что ничего нового, все уже было. И более изящно, чем теперь.
Основателем этого направления, которое называли футуризмом, сюрреализмом и другими «измами», в начале прошлого века был итальянский поэт Филиппо Маринетти. Кстати, эта идея у него появилась, когда он увидел аварию и искореженный велосипед. И вскоре на сцене Миланского театра показали спектакль. Сам Маринетти со сцены читает свои стихи, рядом прыгает балерина, у которой вместо ног сигаретные мундштуки. В зале толпа, кто-то хочет уйти, но не может: художники заблаговременно намазали сидения клеем. Это было в 1914 году!
А в 20-е годы самым знаменитым перформансом был балет «Парад». Музыку к нему написал композитор Эрик Сати, а декорации и костюмы рисовал сам Пабло Пикассо. Но когда публика увидела танцоров в каких-то немыслимых нарядах, вытворяющих на сцене что-то непонятное под аккомпанемент пишущей машинки и звона бутылок, то кинулась к сцене с целью поколотить актеров. А они только этого и добивались. Потому что цель любого перформанса – провокация.
Стихи, балет, Пикассо – это, конечно, не гениталии Павленского, но цель та же: привлечь к себе внимание, спровоцировать ответное возмущение. Только это не искусство. Хулиганство, хамство, пошлость, эпатаж наконец. Но не искусство. Потому что искусство – это часть культуры. Но ведь нас могут убедить, что это и есть – культура. А кто этого не понимает – быдло. А кому хочется быть быдлом? Как в сказке про голого короля, на котором все видели «прекрасные одежды».
У современного писателя Кирилла Еськова в книге «Путешествие дилетанта» один герой произносит такой монолог: «Значит так, отцы! Мы убедим этих козлов-конформистов, строящих из себя прогрессистов, признать за искусство любую хрень, в какую мы ткнем пальцем! По прошествии пяти лет они научатся повторять вслед за нами, как попугаи, что все эти «Бурлаки на Волге» и «Заседания Государственного совета» просто-напросто раскрашенные фотки, дешевый кич для низколобых, и поминать такое в обществе просто неприлично! А что мы назначим на должность Настоящего Искусства? Да какая, хрен, разница! Что-нибудь посмешнее… Возьми, к примеру, белый лист да и нарисуй на нем черный круг. Или квадрат. А то вообще напиши через трафарет на обер-точной бумаге слово из трех букв…
– То самое?!
– Можешь – то самое. А можешь, для разнообразия, – БОГ…».
Больше ста лет народ пялится на «Черный квадрат» и гадает – что же это в нем такого, что за 60 миллионов зеленых продали? Многие рисовали квадрат, не менее квадратный и не менее черный. Но никто их не покупал и за 60 центов. Еще и красный рисовали, и белый, и оранжевый. И ромб, и параллелепипед. Только это было уже не актуально. Как говорится, место занято.
