Хотелось бы всех поименно назвать…

22 января 2015
0
1829

В этом году исполняется семьдесят лет Победе в Великой Отечественной. Чем дальше в прошлое она уходит, чем меньше остается живых ее участников, знавших правду об этой войне изнутри, до деталей, тем ценнее их свидетельства, воспоминания, рассказы.

Великое дело сделали клуб «Фронтовичка», музей имени Маншук Маметовой и бывший председатель городского женсовета Евгения Михайловна Купиева, издавшие в 90-е годы прошлого века две тоненьких книжечки с воспоминаниями женщин – ветеранов Великой Отечественной войны. У них такие разные и такие похожие судьбы и о каждой из этих женщин можно было бы написать роман.

«Мы помним о них всегда»

Они были совсем юными, когда началась война, по нынешним меркам – еще дети. Но они рвались на фронт, защищать Родину. Они еще не ведали, какие им предстоят испытания. Но знали – они выдержат их с честью. И до конца дней будут помнить своих боевых товарищей – живых и мертвых.

«Мы помним о них всегда. Даже по истечении многих лет помним их имена и их молодые лица», – спустя полвека говорила Мария Георгиевна Баранова. На фронте она была санинструктором – до войны успела окончить медучилище. Вспоминала, как уговаривал ее раненый солдат с висящей «на ниточке» рукой: «Отрежь, сестричка, не бойся». А у нее не поднялась рука. Смастерила наскоро лангетку из какого-то растения, стала укладывать солдата на плащ-палатку и обнаружила, что у него вывалилось легкое. Она все-таки вытащила его с поля боя, но всю жизнь переживала: выжил – не выжил. Скорее всего, нет. Особенно тяжело было, когда серьезные ранения получали знакомые ребята из своей роты. Вот только недавно он шутил, курил, писал письмо родным, но начался бой, и он лежит, серея лицом, истекая кровью, и она не знает, как ему помочь.

Маша Баранова всю жизнь помнила Леню Тюленева, которого даже перевязать не успела, он умер у нее на руках, Валю Шуваликова, у которого было четыре ранения, бойца по фамилии Белый, который в шоке хватался за свои волосы, а из его раскроенного черепа вываливались мозги.

Потом уже не было такой боли, такого отчаянья и страха, но эти, первые, остались в памяти на всю жизнь. Ветераны говорят: потом привыкаешь – к смерти, крови, бомбежкам. Иначе – не выдержать. Другие говорят, что к этому привыкнуть невозможно, просто надо было держать сердце и нервы в узде. Однажды один из «любителей исторической правды» сказал мне, что ветераны не рассказывали об ужасах войны, потому что боялись, потому что им запрещали об этом говорить. Думаю, что это неправда. Им просто не хотелось об этом говорить – слишком больно, даже спустя много лет. И потому рассказывали о героическом, хорошем или смешном.

Мария Георгиевна вспоминала случай, который произошел под Курском, где в это время шли жестокие бои. Был у них в роте немолодой солдат, которому за походку в раскачку дали прозвище «Моряк». Послали его артиллеристы в деревню – нужны были тряпки для чистки орудийных стволов. И вот возвращается этот Моряк из деревни, нагруженный всяким тряпьем, а в это время появились самолеты, кто-то крикнул «Воздух!», все бросились в окопы, а не успевший к окопам Моряк бросился на землю, натянув на голову рваные женские панталоны. Самолеты оказались нашими, сбросили мешки с продуктами, помахали крыльями и улетели. А над Моряком долго потом смеялись и вспоминали эту историю.

В 1944 году во время форсирования Дуная Маша Баранова получила тяжелое ранение, долго лечилась в госпиталях. И не могла понять, почему так жалостливо смотрят на нее пожилые медсестры, ведь вроде она идет на поправку. Поняла позже, уже после войны, когда вышла замуж, и врачи ей сказали, что из-за ранения она никогда не сможет иметь детей.

В Уральске Мария Георгиевна Баранова работала на заводе стеновых материалов. К ее боевым наградам прибавился еще орден Трудового Красного Знамени. «Жизнь прожила, а вот материнского счастья не знала», – с горечью говорила на старости лет Мария Георгиевна.

«Просто выполняла свой долг»

Марии Ефимовне Дмитриевой было двадцать, когда началась война. Она сразу пошла на курсы медсестер. Остальные курсантки были еще моложе – 16-17-летние девчонки, подростки еще. Но все они горели желанием поскорее отправиться бить врага. Но когда впервые увидели раненых, не могли сдержать слез. А плакать им было запрещено, надо было израненных бойцов хорошим настроением поддерживать. Поэтому плакали украдкой, а к раненым входили с улыбкой, утерев слезы.

Маша Дмитриева попала в хирургический передвижной спецгоспиталь, куда поступали солдаты с самыми тяжелыми ранениями. Госпиталь передвигался вслед за фронтом. «Жутко было видеть разрушенные города и сожженные села. Я тогда думала, что не хватит моей жизни, чтобы увидеть все это восстановленным», – вспоминала потом Мария Ефимовна. Она рассказывала, что фашисты не раз бомбили и сам госпиталь, большие красные кресты его не защищали, немцы плевать хотели на все международные и человеческие нормы. Погибали раненные солдаты и офицеры, врачи и медсестры. Маша Дмитриева вместе с полевым госпиталем прошла фронтовыми дорогами Венгрию, Румынию, Чехословакию, Австрию. Демобилизовалась только в 1946 году. «Никаких героических подвигов я не совершала. Просто делала порученное мне дело в соответствии со своим долгом», – пишет она в своих воспоминаниях.

Она не считала, скольких солдат вынесла с поля боя, перевязала, спасла. Сама была ранена четыре раза, но лечилась здесь же, в своем госпитале. В Уральске Мария Дмитриевна работала в различных учреждениях здравоохранения, вырастила детей, внуков.

«От Рейхстага веяло смертью»

Надя Глазкова родилась в маленьком поселке недалеко от Каменки. А училась в Ашхабадском медицинском техникуме, потом там же поступила в мединститут. Но учиться не пришлось. В то время, когда на страну уже надвигалась с запада коричневая чума, в пустыне свирепствовала чума настоящая. Несмотря на тяжелую обстановку на фронтах, был снаряжен медицинский караван на верблюдах, и Надя в числе других медиков отправилась в кишлаки – спасать людей от чумы. За три месяца они обошли все кишлаки. Когда вернулась, ее уже ждала повестка в военкомат. На фронт попала в конце 1943 года в звании младшего лейтенанта медицинской службы. Медицинская специализация у нее была самая мирная – акушерство. Но вместо того, чтобы помогать детишкам появиться на свет, пришлось ей перевязывать раны, накладывать шины и отправлять раненых в медсанбат.

Со своей частью – 525 полк 171 дивизии Первого Белорусского фронта – Надежда Никифоровна Глазкова дошла до Берлина. «Мы месяц стояли в Берлине уже после того как был взят Рейхстаг, – вспоминала она. – Я к нему близко не подходила и на стене не расписывалась. Он мне не понравился – серое мрачное здание, от которого веяло смертью».

В 1946 году Надежда Никифоровна вернулась в Уральск, к той мирной работе, о которой мечтала.

«Адреса погибших помню до сих пор»

Клава Денисова перед войной с отличием окончила педагогическое училище. 20 июня получила свой красный диплом, а через два дня началась война. И она пошла на курсы медсестер. На фронт ее призвали в октябре 1943-го. Отец и старший брат уже были на фронте, дома оставалась только мама с четырьмя маленькими детьми. Они ее и провожали. Попала на Первый Белорусский фронт. Только что освободили Гомель. Полковник Гончаров отсчитал пятнадцать девчонок из прибывших медсестер и повел в лес. По дороге подбадривал: «Скоро дойдем». Раненые были повсюду – в казармах, палатках, на земле. «Всех траспортабельных обработать и отправить в санпоезд», – распорядился начальник санчасти. И они потеряли счет суткам, перевязывая, укладывая на носилки, отправляя в санчасть.

На западе Украины больше немцев боялись бандеровцев. «Когда стояли в лесах под Сарнами, бандеровцы подступали каждую ночь. Куда бежать, где прятаться – ночь, лес, темнота», – вспоминала Клавдия Ивановна.

Война шла к концу, а раненые продолжали поступать. Они просили их запомнить адреса, написать матери, жене, любимой. Запомнился парень по фамилии Чижик, который просил сходить к родным – они близко, в Речице, там у него мать, жена, дети. Он был весь израненный, из-под повязок на лице только голубые глаза виднелись. С каждым часом ему становилось все хуже. На рассвете пришла мать, бросилась к сыну, а он уже не дышит. И мать рухнула рядом без сознания. В Познани госпиталь развернули в бывшем военном училище немцев. Солдаты их подбадривали: «Все, девчонки, война кончилась». А рядом белорус с тяжелым ранением все шептал в бреду наставления жене: «Авдотья, береги детей, я скоро приду. А скотину поддержи соломой – раскрой крыши». Не пришел к своей Авдотье рядовой Портянко, умер 9 мая, когда над Познанью гремел салют Победы. И все это осталось в памяти на всю жизнь. Даже адреса, которые они называли перед смертью.

«А теперь в наше беспокойное время находятся «умники», желающие представить все так, что ничего особенного и не было, что и без этой Победы прожили бы. Так может думать только тот, кого не коснулась война своим черным крылом, кто малограмотен, ничего не читает и не знает», – с горечью писала Клавдия Ивановна в своих воспоминаниях еще двадцать лет назад.

Вот ведь еще когда начались попытки принизить и очернить нашу Победу – в 90-е годы. И первыми почувствовали это наши ветераны, осознали, какую опасность сулят такие «перемены».

«Откуда только силы брались»

По их биографиям можно изучать историю второй мировой войны, а по городам и странам, которые они освобождали – географию мира.

Наталья Прокофьевна Смерчкова родилась в Киеве, участвовала в прорыве блокады Ленинграда, работала в детдоме украинского города Николаева, поднимала целину в Казахстане, строила предприятия Уральска. До войны она успела окончить медицинский техникум, служила на границе с Финляндией, а когда началась война, стала работать в Ленинградском госпитале. Потом вместе с подругой пошли они в военкомат, проситься на фронт. Они горели желанием мстить. У Наташи не осталось никого. Отец-железнодорожник погиб на бронепоезде, брат – в морском сражении на Балтике, мать и бабушку расстреляли фашисты. Направили девчонок в 93 санчасть 23 полка 1 армии под Пулково. Бои шли жестокие, со всех сторон слышится: «Сестричка, сестричка». А они – маленькие, худенькие, изголодавшиеся – тащат здоровых мужиков, и сами потом удивляются: «Откуда только силы взялись?».

Наташе Смерчковой исполнилось 22 года, а у нее на груди уже светилась медаль «За отвагу» – самая дорогая солдатская награда. Под Кенигсбергом ее тяжело ранило – в голову. Лечилась сначала в Нарве, потом в ленинградском госпитале. Изголодавшийся город страна просто завалила продуктами, в госпитале и питание, и лечение было отличным, Наташа быстро пошла на поправку. Пока долечивалась, кончилась война. Тысячи детей она осиротила. И Наташа пошла работать в детский дом в Николаеве. А в 1955 году по призыву комсомола поехала в Казахстан – поднимать целину. В Уральске строила первую ТЭЦ, ремонтный завод, работала в пароходстве. И первый башенный кран, который появился в пароходстве, освоила одной из первых.

…С каждым годом ветеранов войны остается все меньше и меньше. Вместе с ними уходит память, их память о войне, внутренняя, окопная правда. И уходит память о тех, кого знали они, кого вытаскивали с поля боя, кого оплакивали и хоронили. Наш долг – сохранить эту память – о всех, кто пришел с победой и кто до нее не дожил, но приближал, как мог. Запомнить, записать, сохранить в сердце. И помнить героев – всегда. И сегодня, когда рядом хотя бы горстка из них. И завтра, когда не останется никого. Потому что они победили самое страшное уродство – фашизм. И отстояли свободу. Не только нашу, но и всего мира. И мы живем только потому, что 70 лет назад они не сдались. А им, в сущности, больше ничего и не надо – чтобы помнили, чтобы чтили, и чтобы никогда не повторилась война.

ВСЕ РАЗДЕЛЫ
Top