Голос столетий

Это самая «звонкая» коллекция музея «Старый Уральскъ». Чудом уцелевшие церковные колокола свое уже отговорили – их давно скинули с колоколен и вырвали языки. А колокол без языка, как и человек – немой. А вот их маленькие собратья – колокольчики разного назначения – только тронь: отзовутся чистым, серебряным, долго не гаснущим звуком.
Около сорока колоколов и колокольчиков XIX века собраны здесь.

Набатные молчат колокола

У входа в музей стоит набатный колокол с церкви бывшей Глиненской станицы (ныне п. Айдархан).

– Этот колокол от Виктора Константиновича Ивакина, преподавателя, кандидата исторических наук, – говорит директор музея Геннадий Мухин. – Его передала музею семья историка Ивакина. Колокола и колокольчики, как и большинство экспонатов музея – дар жителей города и области.

Не каждый богатырь сможет оторвать этот колокол от пола, а ведь когда-то он смотрел на народ с высоты. Сбросили его с колокольни в годы, когда рушили церкви, и ожидала его участь других колоколов – переплавка. Но кто-то сумел его спрятать, закопать и сохранить. Колокол, столько раз сзывавший станичников на «круги», возвещавший о пожарах, о войнах, спасавший своим набатным боем заблудившихся в буранной степи – сколько бед и побед, о которых он узнавал первым и извещал всех, хранит он в своей памяти? Звучал набат – и народ, бросив все дела, собирался к храму.

И пахари,
Не допахав борозд,
Вставали над землею
В полный рост,
И ржали кони,
Чуя седоков,
И разлетались искры
От подков.
И так – всегда,
Когда грозит беда…

От колокола, который когда-то сзывал прихожан храма Успения Божьей Матери в селе Барановка остался только язык – судя по его размерам и весу – целый пуд (16 кг), колокол был внушительных размеров. Подарен музею Константином Гутаревым.

По неподъемным осколкам церковных набатных колоколов можно представить, какие это были гиганты и какой мощи звон они могли издавать. На осколках можно прочитать надписи – завод Коженова в Саратове, завод Шинкова, мастера постарались украсить колокол не только надписями, но и узорами, виноградными лозами, личиками ангелов и херувимов. Учитывая, что металл отливался – очень тонкая художественная работа.

– Эти колокола отлиты в XIX веке, – говорит Геннадий Леонидович. – В Уральске колокола не отливали, их заказывали в других городах России, чаще всего в Нижнем Новгороде или Саратове. Каждый мастер оставлял «личное клеймо» – город, где находится завод-изготовитель и фамилию. Вот – «Сей колокол отлил Василий Макушин», – читает директор музея – и дата «1817 год».

Многие колокола в церковные звонницы были дарственными: люди заказывали их у мастеров, а потом дарили своей церкви. Вот, видишь, надпись: «В память В.Б. Феодосии».

В Уральск колокола доставляли на лошадях, а потом, когда была построена железная дорога – железнодорожным транспортом. Но в городе и даже до станиц прихожане везли их буквально на себе. «Да разве ж мы своего благовестника лошадям доверим, сами не донесем?», – говорили казаки и, как бурлаки, впрягались в сани или телеги, а колокола подчас весили тонну-другую. Во время шествия, которое всегда привлекало массу народа, находились желающие поучаствовать в благом деле – подтолкнуть, впрячься в телегу или сани.

3 марта 1897 года горожане наблюдали, как по Большой Михайловской 300 казаков Круглоозерновской станицы, впрягшись в лямки, везли с железнодорожного вокзала на санях огромный колокол в 120 пудов (2 тонны).

Шествие проследовало от вокзала до схода к Уралу в Куренях. Там воз с колоколом был спущен на лед и по реке станичники дотянули его до Круглоозерного, а на околице колокол уже встречала вся станица. И вся толпа, как один человек, с воплем «Кормилец наш, добро пожаловать!» поклонилась до земли. «Колокол привезли в ограду, и вся толпа по приглашению священника устремилась в храм, где с коленопреклонением благодарила Бога, исполнившего народное желание», – писали в «Уральских войсковых ведомостях».

Такое же настроение царило в день прибытия колокола и в Сарайчиковский форпост. «По укреплении колокола на место, в него был начат звон, который произвел полнейший энтузиазм на весь приход и других приехавших из разных поселков жителей, так как звон этого колокола отличается своею чистотою созвучия, да и потому еще, что у нас на низовой линии редко можно встретить на поселковых церквях колокола такой величины» («Уралец», 1897, №88). Организатором и инициатором этого значительного в местной жизни события был урядник Михаил Артимонович Мохначев, – писал об этом событии на основании первоисточников уральский краевед Рустам Вафеев в своей статье «Колокольная песня Уральска».

Не болтай!

К колоколам на Руси относились, как к живым существам. Новые колокола крестили, давали им имена, их наказывали и даже ссылали. По народному поверью, колокол обладал желанием и волей. Захочет он пойти на колокольню – пойдет, не захочет – никакие силы его не смогут поднять. Также считалось, что колокол поднимается легко на колокольню, если в числе поднимающих нет больших грешников.

Колокола не только встречали с почестями, как живых людей, но за провинность наказывали плетьми, вырывали язык, отрезали уши (петли, за которые он был подвешен) и даже отправляли на каторгу.

Первым «казненным» и сосланным был набатный колокол Спасского собора в Угличе, жил он до этого, как говорится в летописях и устных преданиях, триста лет. Но вот 15 мая 1591 года, когда был убит царевич Дмитрий, колокол вдруг сам «неожиданно заблаговестил». Это по легенде. По исторической версии, по приказу Марии Нагой пономарь Федот Огурец оглушительно зазвонил в этот колокол, оповещая народ о гибели царевича.

Угличане расплатились с предполагаемыми убийцами наследника престола. Царь Борис Годунов жестоко наказал не только участников этого самосуда, но и колокол. Набатный колокол, звонивший по убиенному царевичу, сбросили со Спасской колокольни, вырвали ему язык, отрубили ухо, принародно на площади наказали 12 ударами плетей. Вместе с угличанами отправили его в сибирскую ссылку. Угличане на себе, под конвоем стражников, тянули колокол до Тобольска.

Тогдашний тобольский воевода князь Лобанов-Ростовский велел запереть корноухий колокол в приказной избе, сделав на нем надпись «первоссыльный неодушевленный с Углича». Затем колокол висел на колокольне церкви Всемилостивого Спаса. Оттуда был перемещен на Софийскую соборную колокольню. А в 1677 году, во время большого тобольского пожара «расплавился, раздался без остатка». Так, волею судьбы «вечный ссыльный» оказался не вечным.

Вот так – даже колоколам нельзя болтать лишнего.

Отлив колоколов был действом почти священным. У колокольных заводчиков существовало поверье, что перед заливкой нужно «отвести от них нечистую силу» – распустить какой-нибудь слух и чем быстрее он распространялся, тем звучнее и голосистее, по их убеждению, получался колокол (отсюда пошло выражение «заливаешь», то есть сочиняешь, врешь).

Этот звон, этот звон о любви говорит

Колокольчиков в музее больше, чем колоколов – около тридцати. Висят они на шнурочках и молчат. Мухин взял палочку и прошелся прикосновением по всему ряду. И каждый колокольчик отозвался по-своему мелодично: в стенах музея еще долго не гас чистый серебряный звук. Недаром внутри каждого литая надпись – «с серебром».

– Здесь собраны колокольчики ямщицкие, слободские, валдайские и пуреховские, поддужные и подшейные, ботало – это колокольчик, который крепился на шею блудливой корове, – показывает и объясняет Геннадий Мухин. – У каждого свое предназначение. Ямщицкие были непременным атрибутом почтовой службы, своего рода сигналом – посторонись, мчится тройка почтовая. Ямщицкие колокольчики делятся на поддужные – они крепились под дугой коренной лошади в тройке, а подшейные – на шеях пристяжных лошадей. Туда же часто крепили и бубенцы, – показывает он круглый металлический шарик, похожий на погремушку. – Бубенцы чаще на свадебные тройки крепили, считалось, что они отгоняют нечистую силу. Все это вместе создавало при движении лошадей красивый перезвон, который веселил ямщика в долгой дороге. Недаром, мастера сопровождали эти колокольчики надписями.

Вместе разбираем слова: «Купи, денег не жалей – со мной ехать веселей», призывают «братья Гомулины», отлившие этот колокольчик в 1877 году.

По звону определяли, кто едет. Сколько женских сердец замирало, прислушиваясь к звону колокольчиков: не мой ли милый едет?

На подарочном, свадебном колокольчике литая надпись: «Кого люблю, того дарю», и имя мастера – «Василий Макушин сей колокол лил». Год – 1817-й, пять лет после войны с Наполеоном. Может, этот мастер не только колокола, но и пушки для Бородинского сражения лил?

«Скотская погремушка» – ботало не столь мелодична, как валдайские сладкоголосые колокольчики, но найти заблудившуюся корову помогали.

Есть в музее (в единственном числе) благородная сонетка – колокольчик, которым в прошлом барыни вызывали прислугу. У него шишковидная форма, но это не просто выпуклости на поверхности металла – каждая шишечка при ближайшем рассмотрении – личико ангелочка.

Колокола – это голос России. То романтичный вечерний звон, то тревожный набат, то радостные переливы благовеста. Заслышав колокольный звон, всегда хочется остановиться и прислушаться – что он, колокол, говорит.