Есть у революции начало…
(Продолжение. Начало в № 47, 49-52 за 2016 г., № 1 за 2017 г.)
Только крайним отчаяньем можно объяснить решение казаков идти в зимнее время от Гурьева до форта Александровского (от Атырау до Актау). Путь пролегал через пустыню – мёртвую летом, ледяную зимой. Местные казахи говорили, что пройти её невозможно. Но казаки пошли, видимо, советская власть для них была страшнее. Сколько казаков и их семей отправились в этот самоубийственный путь – неизвестно. Разные источники приводят разные данные – примерно десять тысяч человек, включая оренбуржцев, английскую миссию и сербский отряд. Дошли не больше трёх тысяч человек.
Через ледяную пустыню
Самое страшное началось, когда казачьи обозы поднялись на плоскогорье, где постоянно дул ледяной ветер, не дававший возможности даже дышать. Неожиданно в январе пошли проливные дожди, одежда промокла, а грянувший мороз превратил ее в ледяной панцирь. Вокруг ничего, что могло бы гореть. Стали разбирать деревянные повозки и даже ложа винтовок. Наутро вокруг кострищ лежали трупы, сжимавшие обгоревшими руками металлические части оружия.
Поначалу мертвых брали с собой, чтобы потом похоронить по-человечески. Заворачивали в кошму, грузили на лошадей и верблюдов. Но животные тоже падали от холода и голода. Вскоре пришлось употреблять в пищу павших животных – другие продукты закончились. Погибали целыми отрядами. Просто не просыпались утром, и все. Масянов вспоминал:
«Рассказывали про пулеметную команду, которая была в составе 60 человек и которая, остановившись на ночлег прямо на снегу, замерзла вся. Один молодой офицер, у которого отмерзли руки, просил проходивших мимо пристрелить его, но никто не решался это сделать. Каппелевец Фортунатов вспоминал: «Цепь трупов на верстах тридцати тянулась беспрерывно». Умирали от холода, голода, тифа.
Два месяца длился этот ад. Передовые отряды достигли форта в конце февраля. Первым туда дошел отряд атамана, лучше оснащенный. С атаманами Толстовым и Сладковым были их семьи. Сохранился обоз, везший денежную казну, продовольствие и медикаменты. Толстов сразу же организовал спасательные команды, которые пошли навстречу бредущим по пустыне отрядам. «Многие были спасены в последнюю минуту».
Первыми из форта кораблями каспийской флотилии в Баку и Владивосток эвакуировали английскую миссию, раненых и больных уральских казаков, оренбуржцев и астраханцев.
Оставшуюся боеспособную часть уральцев Толстов свел воедино. Но восстановить прежнюю дисциплину ему не удалось: после перенесенных лишений люди потеряли веру в атамана, поведшего их за собой, но не сумевшего организовать этот поход. И хотя все они были «отъявленными белогвардейцами» (колеблющиеся сдались красным еще под Гурьевом), авторитет атамана и командиров в их глазах резко упал, они отказывались выполнять приказы. Начались митинги, повальное пьянство.
Толстов в своих воспоминаниях пишет о напряженном ожидании кораблей, но пришли только два – «Опыт» и «Милютин», и только в начале апреля. Сначала решили погрузить женщин и детей. Половину войсковой казны атаман собирался отправить руководству каспийской флотилии – чтобы прислали еще корабли. Но когда началась погрузка, в залив вошли корабли красной флотилии и открыли огонь. Капитаны приказали всем сойти на берег, чтобы выйти в море и принять бой. После этого «Опыт» и «Милютин» в порт больше не заходили. Вместе с ними уплыло все, что успели погрузить на корабль.
«Из красных лап в неведомую даль»
С подошедших кораблей красные предъявили казакам ультиматум: выдать всех офицеров. Толстов собрал круг и предложил уходить вдоль восточного побережья Каспийского моря в Персию. Но большинство рядовых казаков решили сдаться в надежде, что их не расстреляют. После ужасов зимнего перехода на новый поход не было сил. А главное, не было ни лошадей, ни верблюдов, ни продовольствия.
Толстов решил уходить тайно, с теми, кто пожелал этого. Видимо, опасаясь тягот пути в силу возраста, остались на милость красных его отец Сергей Толстов и Бородин, командующий первым Уральским полком в Первую мировую войну. Вокруг форта уже выставлены были посты, чтобы не выпустить офицерский состав. Беглецов пытались вернуть, атаман в своих воспоминаниях пишет, что их догнали парламентеры от красных с гарантией сохранения жизни и письмом от отца, где он просил его вернуться. Владимир Толстов якобы ответил: «Что мне отец! Я сам два раза отец». Не поверил атаман обещаниям и был прав – сдавшихся вскоре расстреляли.
Масянов вспоминал, что никакого плана у них не было. «…Вышли люди, случайно узнавшие, что атаман уходит. Некоторые, уже поздно узнавшие, не смогли присоединиться. … И наоборот, небольшая часть тех, кто вышел, особенно слабые здоровьем, вернулись обратно, … вышли с атаманом 214 человек, среди которых было несколько женщин и детей, почти все пешие. Было штук пять фурманок (повозок с крытым верхом), на которых разместили несколько мешков сухарей и муки, которые дальновидный Климов захватил с собой … вышли в поход люди, не имея абсолютно ничего, даже чашки с ложкой и никакой подстилки для ночлега, … но были у всех винтовки и 4 пулемета … и малое количество патронов. Взяты были также войсковые знамена».
Все необходимое добывали в пути. Если по дороге в форт Александровский обессилевшие казачьи обозы часто становились добычей киргизских налетов, то теперь они сами совершали набеги на их аулы, забирая все – лошадей, баранов, верблюдов, муку, арбы и прочее (денег в аулах не было).
Но, несмотря на достаток, в отряде начались разногласия. Две группы казаков под командованием полковников Сладкова и Моторнова решили идти в Персию морем. Сладков остался на ближайшем рыбацком промысле ремонтировать лодки, и шестого мая 12 человек из его группы вышли в море на двух лодках. Через три дня на другом промысле поменяли лодки на одну большую парусную и поплыли быстрее. Выдержали шторм и 18 мая причалили к берегу у небольшого персидского городка.
Группа Моторнова, которая ушла искать лодки, попала в плен. Судя по отчету комиссии красных, казаки Моторнова фактически выдали направление движения группы Толстова в Персию. По железной дороге в том месте, где казаки собирались ее пересечь, начал постоянно курсировать бронепоезд и летать аэроплан. Входы в ущелья сторожили эскадроны 1-й Туркестанской дивизии красных.
В отряде Толстова оставалось 163 человека, из них 20 офицеров, 130 казаков, 13 женщин и детей. Достигнув залива Кара-Бугаз, беженцы спустились в долины, населенные туркменами. Как пишет атаман Толстов, войсковой старшина Климов, знавший туркменский, «развел такую восточную дипломатию», что казаков приняли радушно, угощали и давали проводников. Железную дорогу пересекли, не нарвавшись на бронепоезд красных.
Потом шли через горные аулы, отбиваясь от нападения местных племен, и даже не подозревали, что их преследуют. Видимо, командир красных – уральский казак Баннов – не очень-то хотел их догнать и принять бой. Но колонну постоянно окружали конные туркмены. Нескольких взяли в плен. Туркмены не нападали, если знали, что в колонне русских есть свои. Но пленные отказались кричать своим, чтобы те не стреляли. Тогда есаул Митрясов взял одного за шиворот и выставил под пули. Тот заголосил и обстрел прекратился.
У казаков закончилось продовольствие, и они вновь занялись грабежом: заходили в аулы и добывали пропитание.
Поход казаков в Персию (Иран) длился ровно два месяца: второго июня 1920 года отряд Толстова дошел до персидского селения Рамианы. О тех, кто совершил вместе с ним этот переход, Толстов вспоминал с благодарностью: «Нашлись люди с высоким нравственным обликом – казаки и офицеры, шедшие вместе со мной на всевозможные лишения и мучения. Только при таких людях можно было сделать первый поход (Ледяной) и второй (Персидский)». Об этих походах атаман Толстов (позднее, в Константинополе) написал книгу «Из красных лап в неизвестную даль».
В Персии казаки пробыли недолго. Большая часть отправилась с Толстовым в Месопотамию (Ирак), бывшую тогда колонией Великобритании. Для эмигрантов из России в городе Басра были созданы специальные лагеря, которые атаман в своих воспоминаниях назвал «земным раем». Здесь у Владимира Толстова родился сын Сергей, названный так в честь деда, оставшегося в форте Александровский и которого к тому времени уже расстреляли вместе с другими офицерами.
Из оставшихся на родине рядовых казаков (всех офицеров расстреляли) сформировали советский казачий полк. В мае 1920 года его в составе 25-й Чапаевской дивизии перебросили на польский фронт под Киев. Но казаки подняли мятеж и в полном составе перешли на сторону белополяков. Уральцев включили в состав Русской добровольческой армии Булак-Балаховича, где они и воевали до конца Русско-польской войны. После чего разъехались по разным странам.
Другая часть казаков из форта Александровский добралась до Баку, часть – к Деникину на Северный Кавказ, в Крым, к Врангелю, оттуда в Константинополь (Стамбул), в Сербию.
Остался в Крыму крестоносец Мокей Кабанов. Старик отправился на родной Урал пешком, читая по дороге свои проповеди и рассчитывая на снисхождение. Но был арестован ЧК в Харькове и выслан в Уральск, где 82-летнего старца расстреляли по приговору ЧК.
Из «земного рая» в Басре казаков вскоре выселили: англичане заявили, что больше не намерены содержать русских беженцев, находящихся на иждивении их правительства, и они должны быть доставлены в любой русский порт, не занятый красными. Таким портом оставался Владивосток. Толстов обращался к Черчиллю с просьбой отсрочить отправку, но Черчилль прислал телеграмму: «Вы слишком долго пользовались добротой Его Величества…».
Черчилль прислал корабль, на который погрузили казаков и отправили во Владивосток, который в это время был оккупирован японцами. Масянов вспоминал, что везли их в трюмах, «как пленных» и в портах на берег не выпускали.
Когда красные «с боя взяли Приморье – белой армии оплот», казаки бежали в китайский Харбин. Жизнь в Китае была тяжелой, казаки влачили жалкое существование, но помог случай. Толстов познакомился с австралийским торговым эмиссаром Эдвардом Литллом и тот предложил уральцам уехать в Австралию, так как там нужна рабочая сила.
В австралийский город Брисбен с Толстовым уехали 65 казаков и казачек. Такому большому количеству людей сначала не хотели давать визы, но помог британский посланник в Тегеране. Разрешение было дано «ввиду заслуг уральских казаков перед союзниками в борьбе против большевиков». Казаки надеялись, что Брисбен для них – временное пристанище, но здесь они в большинстве своем прожили всю жизнь.
Каково было казакам, георгиевским кавалерам, проявившим геройство в борьбе с иноземными захватчиками воевать против своих же! Быть ими побежденными, бежать, скитаться по чужбинам, унижаться перед иноземцами, просить защиты у врагов России, вступать в их армии и воевать против своей родины? Какие мучили их нравственные терзания или все побеждала ненависть к большевикам?
Это во многом показало отношение эмиграции ко Второй мировой войне. Мало кто из казаков, на которых в том числе делал ставку Гитлер, согласился воевать на стороне Германии.
(Окончание следует)
