Есть у революции начало…
(Продолжение. Начало в №47, 49, 50)
В начале 1919 года большевики считали, что советская власть в Приуралье установлена, белоказачество полностью разбито и уничтожено. Но это было не так. Весной бежавшую на юг области Уральскую армию возглавил атаман Толстов. Он начал собирать казаков, установил связь с Деникиным и Колчаком. Гражданская война продолжалась и становилась всё более жестокой и беспощадной с обеих сторон.
Красный Уральск готовится к обороне
Из Джамбейты в ставку Колчака в Троицк, по степям, в обход занятых красными Оренбурга и Орска отправился караван илецких казаков. За два месяца караван благополучно прошел две тысячи километров туда и обратно и доставил оружие и боеприпасы. Морским путем из Гурьева (Атырау) была налажена связь с Деникиным. В Гурьеве действовала английская миссия майора О, Брайена, которая занималась поставками оружия.
Хуже всего было с продовольствием для людей и фуражом для лошадей. Положение осложнялось тем, что за армией тянулись обозы с беженцами из Уральска, которых тоже надо было кормить.
Масянов вспоминал: «Так как эта часть Войска (т.е. южные станицы) пустынная, там хлеб не родился, то начали доставать его на Бухарской стороне у хохлов-переселенцев и на Кавказе. И наш генерал Шипов доставал его у кубанских казаков. Этот генерал рассказывал, что кубанцы берегли хлеб и многим отказывали. Но когда узнавали, что хлеб этот до зарезу нужен уральцам, то охотно продавали. Казачья солидарность».
И вот от Мергенево до Гурьева по приказу Толстова были устроены склады и пекарни, где выдавали хлеб и военным, и беженцам.
В начале апреля 1919 года казачьи корпуса атамана Дутова, соединившись с группой колчаковцев, взяли Орск, и повели наступление на Оренбург. В это же время перешла в наступление и Уральская армия, разгромившая 22-ю дивизию красных под Лбищенском.
Эта дивизия красных вдвое превосходила по численности казаков и имела намного больше оружия и пулеметов, но сильно уступала 25-й Чапаевской по сплоченности и боевому духу. В 25-й воевали добровольцы, а в 22-ю набирали по мобилизации всех подряд, дисциплины не было. Так, член реввоенсовета Гусев докладывал Троцкому: «В 22-й дивизии замечено мародерство, насилие над женщинами, некоторые из комсостава играют в карты…»
После того как красные оставили Лбищенск, в Уральске началась паника.
Внезапно «заболев», вместе с казной уехал председатель Уралревкома Ульянов. В полном составе ретировался отряд ЧК во главе с Вульдгруббе. 20 апреля город был объявлен на осадном положении: введен комендантский час, перекрыты все въезды и выезды, ночью ходить по городу можно было только по пропускам. Население мобилизовали на строительство вокруг города окопов и оборонительных сооружений. Из станиц взяли заложников.
25 апреля казаки штурмовали город, но сил оказалось недостаточно. Другая казачья дивизия пыталась отбить станцию Шипово, но тоже не устояла и под ударами бронепоезда отступила. Более успешно развивалось наступление по другим станицам. Пылающие ненавистью казаки врывались в станицы и рубили шашками активистов советской власти и переселенцев, занявших их дома. Масянов приводит свидетельство жителя Илека. Его отец пахал землю, когда к пашне подъехал передовой отряд казаков. Один из них закричал: «А, музланы! Уже землю нашу пашете?!» И одним махом срубил шашкой голову. Труп долго не разрешали хоронить.
На стороне красных воевали и иностранцы. На хуторе Алексеевском казаки окружили роту мадьяр (венгров) и уничтожили их. Раненые пытались прятаться по дворам, но казачки добивали их вилами и топорами. Взаимная ненависть и ожесточение зашкаливали.
Четыре штурма города
Весь май части Уральского корпуса пытались штурмовать Уральск. То со стороны поселка Новенький, то от Ханской рощи, переправившись через Чаган с Бухарской стороны, то от железнодорожного моста. Самым кровопролитным был третий штурм.
Толстов понимал, что с каждым разом сил остается все меньше, и этот штурм должен стать последним. К нему готовились более тщательно. Напасть казаки планировали ночью, переправившись через Чаган (примерно в районе парка). Но чтобы ввести красных в заблуждение, всю неделю до этого имитировали наступление с восточной окраины (в районе затона). Нужна была поддержка внутри города. Ее должны были осуществить казаки-подпольщики. Ядром заговора были казаки пожарной части во главе с брандмейстером Трофимовым. Заговорщики расклеивали по ночам листовки с призывами бороться с большевиками, собирали оружие. В день штурма их группы в несколько сот штыков должны были ударить по ревкому, ЧК, другим объектам, сея панику и дезорганизуя оборону города. Сигналом должен был стать набат церковных колоколов.
Но буквально накануне штурма председатель уральского ЧК Штыба раскрыл заговор: большинство заговорщиков было арестовано, стали известны место и время атаки казаков. Туда стянули пулеметы и орудия. И когда казаки, не подозревая измены, переправлялись через Чаган, по ним открыли ураганный огонь.
Представьте себе эту картину. Тихая лунная майская ночь. Серебристая рябь Чагана, одуряющий аромат сирени, белый цвет яблонь Войскового сада, соловьиные трели. Но вот послышался плеск воды, фырканье лошадей, и в одно мгновенье на всю эту красоту обрушился ад. Стрекотали пулеметы, летели снаряды, белые ветки яблонь окрашивались в красный цвет. (Когда-то в Уральске начали снимать художественный фильм о тех событиях, но почему-то так и не сняли).
Уцелевшая часть казаков все-таки ворвалась в город, но, не получив поддержки, понесла большие потери и вынуждена была отступить. Таких потерь за один бой казаки не имели за всю войну. Атаман Толстов не мог себе простить, что лично не возглавил этот штурм.
Комитет обороны Уральска рапортовал, что белоказаки разбиты наголову: много убитых, утонувших, остальные бежали. Но город оставался в блокаде, и это был еще не конец.
В июне 1919 года в Уральскую армию начинает поступать вооружение из-за границы. Сначала морским путем через Астрахань, а когда там начинает действовать флотилия красных – через Мангышлак. Когда английская эскадра адмирала Норриса подошла к Гурьеву, ее восторженно встретили местные жители, а адмирал удостоился звания почетного казака Гурьевской станицы. Поставки продолжались до осени. В общей сложности Уральская армия получила из Великобритании 28 миллионов патронов, 30 тысяч винтовок (старого образца), 27 тысяч пар сапог (казаков очень удивило, что сапоги были со шнурками – английские берцы), 15 тысяч комплектов белья и обмундирования. Это не считая орудий и даже аэропланов, а также специалистов – летчиков, артиллеристов, связистов. Прислать пехотные и кавалерийские части Деникин не мог: сам в них нуждался. Надежда была на прорыв армии Врангеля в заволжские степи.
Хлеб убирать некому…
Белые снова пошли в наступление. Первого июля Ленин телеграфирует Фрунзе: «Развитие успехов противника в районе Николаевска вызывает большое беспокойство…». Советское командование вновь перебрасывает на Уральский фронт 25-ю дивизию Чапаева. Против малочисленной армии казаков красные бросили все силы – 35 тысяч штыков и 2 тысячи сабель при подавляющем превосходстве в артиллерии и боеприпасах. Все дивизии были оснащены броневиками и аэропланами.
Снова шли ожесточенные бои за станицы. Казаки оставили Шипово, разрушив все железнодорожное полотно от Уральска, чтобы красные не могли использовать броневики. Подошедшая к городу Чапаевская дивизия 11 июля сняла блокаду города.
В этот период казаки уже не сдаются в плен. Люди понимают: все зашло так далеко, что пощады не будет. Вслед за Уральской армией станицы покидает все казачье население. Скот угоняют, хлеб прячут. Все, что не могут увезти – уничтожают.
По обоим берегам Урала на юг потянулись обозы с беженцами. В одном из донесений красных говорится: «Проезжая от самой границы до Уральска встречаешь одну и ту же картину: при входе в какой-либо поселок жителей почти нет, весь скот угнан, хозяйство разбито, все машины, как-то: косилки, молотилки и т.п. – в большинстве попорчены. В некоторых поселках встречаются жители из крестьян, живших в батраках у казаков. По их словам, есть много засеянного хлеба. Хлеб этот убирать некому и не на чем».
Красноармейцы вытесняли казаков все дальше на юг. Здесь не было рек и озер, к тому же, отступая, казаки выжигали степь и забрасывали колодцы трупами животных. Красным приходилось возить за собой водовозы, останавливаться там, где был корм для лошадей и вода. Фронт растянулся, между частями образовались разрывы и этим воспользовались казаки, нанося удары по тылам. Прекращает преследование 22-я дивизия, в бедственном положении 25-я. Ее части растянулись на сотню верст от Январцево до Чаганского. В донесении штаба дивизии говорится: «Части могут быть легко разбиты противником, а поддержка ниоткуда не придет…, распылили всю дивизию мелкими частями, командному составу не в силах следить за порядками… войска лежат в цепи под палящим солнцем (температура выше 30 градусов) и более 2 месяцев не мылись в бане…»
Фурманов сообщает Фрунзе о положении в 25-й дивизии: «Объезжая цепи в течение последних дней, вижу невероятно трудное положение красноармейцев. Нет белья, лежат в окопах нагие, сжигаемые солнцем, съедаемые вшами. Молча идут в бой, умирают, как герои. Нет обуви, ноги в крови, но молчат. Нет табаку, курят сушеный навоз и траву. Молчат. Но даже молчанию героев может наступить конец. Не допустим же до разложения одну из самых крепких твердынь Революции. Разуйте и разденьте кого хотите… только дайте теперь что-нибудь».
Ожесточение в рядах Красной армии достигает предела: ведь они столько времени воюют с «проклятой казарой», потеряли стольких товарищей, много раз считали, что разгромили их окончательно, а они все продолжали сопротивляться. В захваченных поселках красные не щадят ни женщин, ни стариков. По воспоминаниям очевидца тех событий Фёдора Тетюшева, в хуторе Алексеевском красноармейцы расстреляли девять женщин, в самом Илеке брали в окопы молодых девушек и «заставляли удовлетворять похоть», «массовые изнасилования тогда не были редкостью».
Казаки тоже не уступали в жестокости: отступая и не имея возможности брать с собой пленных, расстреливали их на месте. Так, в Бударине они расстреляли полторы тысячи пленных красноармейцев, оставляя Лбищенск – тысячу человек. В Кожехарове взбунтовался один из казачьих полков, призывая сдаться советским властям и прекратить кровопролитие. Толстов лично прибыл на хутор и расстрелял зачинщиков.
В Лбищенске (г. Чапаев, ЗКО) 25-я дивизия остановилась: закончились патроны. Чапаев докладывал командарму: «Из-за отсутствия патронов я не в состоянии двигаться дальше. До получения патронов я не отдам никакого оперативного приказа, если обстановка не заставит отступать. … с патронами я никогда не отступал, а без них не стыдно… можно погубить всю дивизию».
А в это время из области выкачивалось продовольствие. Зерно эшелонами отправляли на адрес Наркомпрода. Газета «Известия ВЦИК» 3 октября 1919 года писала, что всего из области за июль-август было вывезено 45 миллионов пудов хлеба. Кроме того, что вывозилось, многое разворовывалось. Красноармейцы разбирали дома на дрова, били стекла. Комбриг 49-й дивизии доносил, что красноармейцы ничего не хотят слушать. «Один ответ – отходи, или будешь заколот или расстрелян». Красноармейцы считали, что имеют на это право.
В сентябре были разгромлены армия Колчака и оренбургские казачьи корпуса атамана Дутова. Их остатки сдались под Актюбинском. Самые непримиримые ушли с Дутовым на восток или к уральским казакам.
«Красное» кольцо все теснее сжималось вокруг уральских казаков.
(Продолжение следует)
