Дом, где согреваются сердца

У каждой  обитательницы этого Дома история жизни – сплошная мелодрама. А чаще просто драма. А порой и трагедия. Несмотря на то, что эти женщины только начали взрослую жизнь.

Так получилось, что к Дому мамы мы с Надией Лисицыной  подъехали одновременно с автомобилем Центра временной  изоляции и адаптации несовершеннолетних. Сотрудница Центра вела за руку девочку лет шести. Девочка держала в руках пакетик с апельсином, бананом, яблоком – гостинец младшему братишке, который живет здесь с их мамой.

– Нургуль здесь, у нас, с младшим сыном, а дочка – в ЦВИАРе. Решили дать им возможность увидеться, пообщаться, – объяснила координатор Дома мамы Надия Лисицына.

Дальше мы стали свидетелями душераздирающей сцены: в прихожую выбежала женщина, пакетик с гостинцами выпал из рук девочки, они бросились друг к другу и обнялись так крепко, что казалось,  никакая сила не может их разделить. Обе рыдали. Мы, все трое, замерли, стараясь проглотить ком в горле. Наконец Надия сказала: «Ну, все, хватит. Раздевай дочку, а то запарится».

Потом они сидели все трое на диванчике в большой игровой комнате с телевизором и игрушками, но смотрели только друг на друга и держались за руки.

Наргиза

Надия Лисицына пошла на двойное нарушение: она не имела права брать Наргизу в Дом мамы – ей уже 31 год, а по правилам сюда принимают женщин до 30 лет с детьми до года. А младшему сынишке Наргизы уже три. В сумме получилось нарушение почти на пять лет. Но по словам Надии, руководство фонда сделало исключение. Слишком уж безвыходное положение было у женщины.

Оказалось, что у Наргизы шестеро детей, на четверых ее уже лишили материнских прав: у нее нет ни жилья, ни работы. Остались эти двое – мальчик и девочка.

– Она не виновата в том, что не может сама воспитывать своих детей, – считает Надия Минзакировна. – Ее держали в рабстве, пользовались ею, как хотели, а потом выгоняли.

Наргиза выросла в детском доме. Когда ее оттуда «выпустили» в 17 лет, она не знала, куда пойти и на что жить. Никто не подсказал  даже того, что ей положена инвалидность: она слепая на один глаз и глухая на одно ухо. Возможно, в эту часть головы она получила когда-то сильный удар от хозяев. А начались скитания пятнадцать лет назад, когда нашлись «добрые» люди, которые подобрали девчонку, увезли в поселок. Она на них работала, они ею пользовались… Она рожала, ее выгоняли. Детей в итоге отбирали. Так она родила шестерых. Забитая и зашуганная, она появилась в Доме мамы, и здесь нашла тепло, понимание и заботу. Но жить тут постоянно она не может. Но очень хочет сохранить права на двух младших своих детей. Однако дочку в ЦВИАРе продержат не больше трех месяцев, потом направят, скорее всего, в детский дом.

– И ждет ее тогда такая же судьба, как у мамы, – с грустью говорит Надия.

Она уверена – эти женщины не распутницы какие-то, они просто очень беззащитны. У них нет помощи и поддержки, им никто не объяснил реалии жизни. На них кто-то обратит внимание, приласкает, начнут требовать интима, мол, так все делают, а то найду другую, и они, всю жизнь лишенные внимания, боятся потерять то, что принимают за любовь.

Салтанат

За эту девочку Надия билась до последнего.

– Не представляете, какая она красавица: матовая кожа, огромные глаза, длинные волосы, и сама такая тоненькая, изящная. Ей бы принца в женихи, а ее в поселке с 17 лет насиловал сосед. Первый раз просто перетащил через плетень, когда она пошла в туалет, изнасиловал в сарае и пригрозил: кому расскажешь – опозорю на весь поселок. Она молчала. Боялась выйти во двор: сосед налетал, как коршун и тащил в сарай. Продолжалось это несколько лет.

Мамы у Салтанат не было, отец как уехал «на заработки», так больше и не появлялся, воспитывали ее бабушка и дедушка.

– И ничего не замечали, – сетует Надия.

А потом Салтанат забеременела. Когда сосед об этом узнал, приказал ей сделать аборт. Где, как, на какие деньги – не его дело. Салтанат не с кем было даже поделиться этой бедой – стыдно. Она молчала, а живот рос. Когда сосед это увидел, он рассвирепел: «Ты почему не сделала аборт?!» И избил Салтанат чуть ли не до полусмерти.

Избитая, в слезах, она наконец призналась бабушке и дедушке.

– И что вы думаете? – говорит Надия. – Вместо того, чтобы этого соседа привлечь к ответственности или, на худой конец, заставить жениться, они запричитали: «Ой, бай, какой позор! Ты – такая-сякая, нас опозорила на весь поселок! Уезжай, чтоб никто нашего позора не видел и не возвращайся сюда!» И отправили девчонку к отцу в Актау. А этот отец там вовсе и не работал, а пьянствовал. Дочь ему была не нужна, он ее обратно отослал, а ей и возвращаться некуда.

Салтанат вернулась, но не в поселок, а в город – чтобы не «позорить» родных.

Кто-то увидел эту картину: сидит на автобусной остановке беременная девочка и горько плачет. Отсюда ее и забрала Надия в Дом мамы. Первое время Салтанат была, как сплошной комок горя:  ни с кем не общалась и ничего не рассказывала. Потом стала оттаивать.

А в это время в поселке хватились аташка с апашкой: что там с внучкой, как-то неправильно все вышло. И не нашли ничего лучшего, как пойти к соседу уговаривать его жениться. А чтобы он не отказался, пообещали  все свое имущество переписать на внучку: женишься  – ваше общее будет. И  переписали – дом с участком, еще один участок, выданный деду как ветерану труда, старенькие свои «Жигули».

– И он стал ее разыскивать. Мы свой адрес этим бывшим и вообще посторонним не даем. Но как у них там, в поселке – ничего не утаишь. Представляете, приехал с полицией! – рассказывает Надия. – Ворвались сюда, он ее хватает, кричит, что это – его женщина, что он никому не отдаст своего сына…. А она стоит,  трясется,  вижу – боится его.

В первый раз Надия его прогнала. И Салтанат сказала, что никуда с ним не поедет. Но он стал звонить, приезжать. И Салтанат согласилась.

– Я с него взяла расписку, – говорит Надия. – Что если он ее еще хоть пальцем тронет, то пойдет под суд. В любом случае, у нее там, в этом поселке, никакого будущего. А я хотела, чтобы она на парикмахера или дизайнера выучилась, мужа себе хорошего нашла…

Айкенже

Маленькая, хрупкая, в маечке и шортиках (в Доме тепло), с челкой до бровей и прямыми до плеч волосами,  она похожа на девочку-подростка. И только руки у нее накачанные, как будто она занимается кикбоксингом.

Мышцы Айкенже «накачала», потому что четыре года в буквальном смысле носит на руках сына, больного ДЦП. До того как она попала в Дом мамы, у нее не было даже обыкновенной детской коляски, были только эти руки и материнская любовь, которая сметала все бюрократические преграды, «выбивая» для сына внеочередные направления на лечение. У Айкенже сильные не только руки, но и характер.

– У тебя не было желания отдать ребенка в Дом инвалидов? – спрашиваю ее и вижу огонек негодования в черных глазах.

– Он – не инвалид, – твердо заявляет она. – У меня замечательный сын, и я никуда его не отдам. Он все понимает и обязательно поправится.

Айкенже забеременела от одного, вышла замуж за другого, который обещал, что будет ее ребенку отцом. Но… Она говорит, что ушла сама, не желая обременять мужа и его семью чужим, да еще больным ребенком. В семье родителей ей места нет: там живут семьи брата, сестры. А главное – нет возможности для лечения маленького Султана. А для нее это главное, за сына она борется изо всех сил. До того, как попала в Дом мамы, жила на квартире на пенсию сына по инвалидности, но по два раза в год «выбивала» направление в реабилитационный центр в Астане. И радовалась улучшениям.

– Мне врач в Астане сказал, что через полтора года сделает ему операцию, и он начнет тверже держаться, – с надеждой говорит Айкенже.

Султан хорошо себя чувствует только в горизонтальном положении. Когда его поднимают, его позвоночник не выдерживает веса маленького тела, он начинает закидывать голову, гнуться и капризничать. А ему нужно, просто необходимо хоть какое-то время находиться в вертикальном положении – только так можно добиться улучшения его состояния.

– Есть такой аппарат,  называется вертикализатор, он фиксирует тело в вертикальном положении, – говорит Айкенже. – У нас его можно заказать, но он стоит от 150 тысяч тенге, у меня таких денег нет…

– Может быть, кто-то сделает такой подарок Султану и его маме на Новый год? – с надеждой произносит Надия.

В Доме мамы стоит теплый, какой-то уютный и добрый запах свежеиспеченного хлеба – девчонки пекут его сами. Маленький Султан, провожая нас, спокойно сидел на руках у мамы и смотрел большими, удлиненными к вискам недетскими глазами. Почему у детей, испытывающих страдание и боль, такие глаза? Может быть, они знают то, чего не знаем мы?

Если кто-то хочет помочь Айкенже и маленькому Султану, позвоните Надие Лисицыной по телефону: + 7-747-311-40-47.