Дети лихолетья
Павлу Колязину было уже далеко за тридцать, когда его забрали на фронт в Великую Отечественную. С супругой Анной осталось трое детей: самой старшей, Клаве, было тогда пятнадцать лет, а младшему Коленьке всего два года. В начале сорок второго Колязин погиб под Сталинградом. Впрочем, долго о его судьбе жена ничего не знала, кроме того, что скупо значилось в похоронке из военкомата: погиб – и все. Лишь после войны Анне удалось разыскать одного из тех, с кем он был призван из Уральска и вместе служили потом в одной части. На фронт они попали не сразу, сначала их перебросили в Алма-Ату, там их обучали и лишь затем отправили в действующие войска. Был жестокий бой на Волге, все смешалось в адском кровопролитном месиве. Когда все, наконец, закончилось, стали собирать раненых и убитых, но рядового Павла Колязина нигде не нашли. «Может быть, подорвался на крупной мине, и его даже опознать не смогли…» – заключил сослуживец.
Вспоминая те трудные времена, сын героя фронтовика Евгений Павлович Колязин ныне рассказывает:
– Об отце у меня самые смутные представления, ведь когда он навсегда покинул дом, мне было всего пять лет. Но перемены, произошедшие в семье вскоре после этого, я помню достаточно явственно. Мать у нас не работала, растила нас, детишек. Отец состоял, кажется, в какой-то артели, занимался перевозкой различных грузов на лошадях по городу и области. А тут, в войну, ей, чтобы прокормить семью, пришлось устроиться санитаркой в один из военных госпиталей, в немалом количестве располагавшихся в Уральске. Сестра пошла на завод, ныне это машиностроительный «Зенит». Была там сварщиком на участке по изготовлению торпед. А мы с Колей оставались в доме вдвоем, залезали на подоконник и, трясясь от страха, плакали. В сенях за дверью бесновалась голодная свинья, и мы боялись, что она нас съест. Еще у нас была коза с двумя козлятами. Ее тоже нечем было кормить, и мама потом и свинью, и козу продала.
Когда Женя немножко подрос, он стал наведываться к маме в госпиталь. И так получилось, что мальчонка мало-помалу втянулся в повседневную жизнь учреждения. Он неходячих раненых кормил с ложечки, подносил им судно, выполнял различные другие мелкие поручения. Двухэтажное здание, сколько он помнит, было почти под завязку заполнено излечивающимися и штатных сотрудников на всех просто не хватало. Видя с какой старательностью и охотой он брался за все, о чем бы его ни просили, бойцы старались как-то отблагодарить мальчонку, обычно они угощали его сахаром. Женя такие подношения принимал с большой опаской и когда поблизости не было никого из посторонних. Дело в том, что кем-то из администрации он был строго предупрежден: у раненых ничего не брать.
Иногда он приходил в палату и видел, что вместо бойца, с которым он уже успел свыкнуться, лежал кто-то другой, совсем ему незнакомый. Это значило: боец умер. Хоронили их обычно неподалеку, на том примерно месте, где впоследствии предадут земле тело Героя Советского Союза Темира Масина, погибшего уже после войны при тушении пожаров в степи. Долгое время в этом уголке областного центра располагался сквер. Однако недавно, в минувшем году, большую его часть вырубят и тут устроят игровую площадку для детей. Евгений Павлович возмущен. Дети это, конечно, хорошо, но разве нельзя было возвести игровую зону где-нибудь в другом месте?!
– Мы с мамой работали на первом этаже, где находились с самыми тяжелыми ранениями и контузиями, – продолжает свое нехитрое повествование Е.П. Колязин. – Маму сначала определили в хирургическое отделение на операции. Но надолго ее там не хватило: чуть что – падала в обморок при виде того, что там было. И ее перевели на другой участок работы. Летние каникулы я, можно сказать, вообще безвылазно проводил в госпитале. Как и маме, мне тоже время от времени давали хлебную карточку, по которой мы отоваривались в магазине «Казторг». Это здание и поныне сохранилось, оно возле городского рынка «Мирлан».
После войны Колязины в поисках лучшей доли уедут на Север Казахстана, и где они только там не жили, в том числе в Караганде, Темиртау. Но нигде по-настоящему не закрепившись, вернулись домой в Уральск.
Из-за войны и последующих частых переездов с места на место Евгению не удалось окончить школу, у него четырехклассное образование. Работал слесарем на арматурном заводе, затем монтером на городском радиоузле, откуда в 1955 году и был призван в армию, в Западную группу войск в Германии.
Демобилизовавшись, Евгений Колязин стал работать слесарем в Уральском вагонном депо, затем через год перешел на другой производственный участок – осмотрщиком вагонов. И с тех пор он крепко связал себя с железной дорогой, отдав отрасли более сорока лет.
Долгое время его труд в госпитале в военную пору оставался чем-то вроде «белого пятна». Сам он об этом особенно-то никогда не распространялся, вообще не любил говорить о войне, а когда подошло время оформлять документы на доплату к пенсии как труженику тыла, вышла осечка – не нашлось ни одного свидетеля, который бы подтвердил этот факт в его биографии. Лишь недавно, год-полтора назад, благодаря городскому Совету ветеранов ему, наконец, удалось выхлопотать желаемый для него статус.
Несмотря на то, что во время нашей беседы супруга его, Любовь Спиридоновна, была на кухне, она тоже иногда участвовала в разговоре – выйдя на минуту-другую к нам, что-то подсказывала Евгению Павловичу или поправляла его. А когда он завершил свое повествование, сама кое-что вспомнила о жизни в далекие сороковые годы. Хотя тогда была совсем малолеткой, она появилась на свет в сороковом году.
– Сама я родом из Актюбинской области. Жили в Мартукском районе в поселке Студенческом. Наша саманная избушка стояла на берегу Илека, заросшем густыми талами. Чуть лишь смеркнется – в селе появлялись волки, до того обнаглели, проклятые, что заходили во дворы, заглядывали в окна. Мы, детишки, буквально закатывались от плача. Стрелять серых разбойников было некому, почти всех мужиков позабирали на фронт. Жизнь была очень тяжелой, – продолжила она, – мучель и то не всегда могли покушать. Как-то, мучимые голодом, взяли у мамы ее любимый белый шелковый платок и отправились на речку ловить мальков. Не помню, наловили ли мы их, но платок после этого совсем утратил свой первоначальный праздничный вид. Вот нам тогда влетело от нее по первое число…
Жить стало намного легче когда глава семьи в конце сорок пятого года пришел с войны. Бывший танкист пересел на колхозный трактор. А еще он вернулся к своим прежним, довоенным занятиям – любимой охоте и рыбалке. Отстреливал волков, лис, зайцев, а шкуры сдавал государству, взамен получал сахар, муку, а также порох и дробь.
– Несмотря на то, что с появлением папы стали напрочь забываться тяготы и невзгоды военных лет, – заключила Любовь Спиридоновна, – я несколько настороженно – боязливо относилась к нему, не как к родителю. Долго привыкала. Да и то сказать, я же его совсем не помнила, когда он ушел из родных мест на бранное дело…
Кстати, Любовь Спиридоновна тоже ветеран-железнодорожник, тридцать с лишним лет отработавшая в системе безопасности труда.
