Через тернии – к звездам

(Окончание. Начало в № 16)

Он много раз мог погибнуть: когда мальчишкой летал на планере, когда был обвинен в государственной измене, когда «мотал срок» на Колыме, когда должен был плыть на пароходе, на который опоздал, а он затонул. Он остался жить, но его как бы не было – так засекретили имя Главного конструктора космических кораблей Сергея Королева.

Лишь однажды, на свадьбе Валентины Терешковой и Андриана Николаева Никита Хрущев, размягченный новой победой в космосе, назвал его имя. Свадьбу «космической» семьи праздновали в Доме Союзов в Москве. Среди высоких гостей – дипкорпус и весь отряд космонавтов. Мероприятие вёл сам Никита Сергеевич. После второго или третьего тоста он встал из-за стола и сказал, обращаясь к космонавтам: «Ну ладно, а отец-то ваш здесь?». В зале все притихли. «Королёв, – позвал Никита Сергеевич, – иди сюда». Сергей Павлович, смутившись, подошёл к нему. Хрущёв снова поднял рюмку: «Вот, давайте мы за нашего космического отца, за Сергея Павловича Королёва, за главного конструктора звёздных кораблей поднимем этот тост!».

Прочитала я книгу о Королеве Ярослава Голованова, который и сам по образованию был ракетчиком, лично знаком с Королевым, с его окружением, в общем, Голованов – автор, каждому слову которого можно доверять. Так вот он пишет, что эта секретность во всем как будто даже нравилась Королеву. Еще в молодости, когда он с друзьями изобретал в крохотной комнате своей квартиры, в эту комнату не разрешалось входить даже маленькой Наташке. Секретность эта ужасно раздражала его жену Ксану. «Еще туалет секретным сделай!», – говорила она мужу.

«Дайте каждому жить так, как ему хочется…»

В первую жену Ксению (которую все звали почему-то Лялей) Сергей Королев влюбился еще мальчишкой. В нее была влюблена вся школа и весь их квартал в Одессе. Добивался он ее сначала мальчишескими способами: ходил перед ней вверх ногами, проплывал под баржей в море, а однажды сделал стойку на руках на краю двух-этажного здания одесского морга. Когда уезжал учиться (сначала на авиационное отделение Киевского политеха), сделал ей предложение. Она отказала, уехала учиться в Харьков, на врача. После окончания учебы он вновь делает ей предложение, и вновь получает отказ: ей нужно отработать «по распределению», а он – в Москве. И тогда Королев добивается того, чтобы ей дали «свободный» диплом и увозит ее в Москву.

Добивался он ее семь лет. А добившись, как-то быстро охладел и стал увлекаться другими женщинами. Она пережила его арест в 1938 году, ждала его из лагерей, но в 1948 году окончательно решила разорвать отношения. В письме к матери Сергея Павловича она писала: «Много горя еще до 1938 года пришлось мне пережить и, несмотря на оставшееся чувство привязанности и какой-то любви к С., я твердо решила… оставить его для продолжения жизни под его любимым лозунгом: «Дайте каждому жить так, как ему хочется…».

Они прожили вместе восемь лет, а в браке состояли четверть века. Ксения так настроила дочь, что та не простила отцу измены. В 12 лет Наташа изорвала все фотографии отца и заявила, что видеть его не желает. Королев пытался наладить отношения с дочерью, но при встречах она вела себя отчужденно. Ярослав Голованов пишет, что когда Королев с Байконура звонил дочери, чтобы поздравить ее с днем рождения, она бросала трубку. А он сидел и плакал.

Зато после его смерти Наталья Сергеевна опубликовала воспоминания о знаменитом отце. Может, если бы знала раньше, кем он был – вела бы себя по-другому?

Вторая жена Королева – Нина – была переводчицей. Голованову она подробно рассказывала о том, как познакомилась с Королевым. Ему нужен был перевод статей из английских журналов. Переводчики были, в основном, с немецкого, она одна – «англичанка». Перевод сделала плохой – не знала технических терминов. Ей дали в помощь инженера. А Королев стал вызывать ее к себе все чаще и чаще. А потом назначил свидание. Оказалось, что жили они в одном доме. Она сразу осталась у него. Ей в ту пору было 27 лет, ему – 40.

Но и в отношениях со второй женой была какая-то трещинка. Он в постоянных командировках, в письмах «изливает душу», страдает от одиночества, почти в каждом письме оговаривается: «Ведь мне некому рассказать, кроме тебя». Но при встречах чувствует в ней какое-то отчуждение. Она хотела ребенка, но детей у них не было.

Отдельный бабий батальон

Особое отношение у Королева было к женщинам-космонавтам. Наверное, если бы не соперничество с США, он бы женщин в космос вообще не допустил. И многие считают, что Терешкову отправили в космос, чтобы опередить американцев, готовивших женский экипаж.

Валентина Пономарева подробно рассказывала, как их готовили. Отбирали девушек по аэроклубам. Медицинскую комиссию все кандидаты в космонавты проходили в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале в Сокольниках. Что им только не проверяли! Самым тяжелым испытанием были всевозможные «раскачки» – проверка вестибулярного аппарата. Девчонок тошнило, они терпели. Но с каждым днем кандидаток оставалось все меньше. Из тысячи претенденток мандатная комиссия для первого женского отряда космонавтов отобрала пятерых – инженера Ирину Соловьеву, программиста Валентину Пономареву, ткачиху Валентину Терешкову, учительницу Жанну Еркину и секретаря-стенографистку Татьяну Кузнецову.

Каждой присвоили звание офицера ВВС, и каждая была готова первой подняться в космос.

Гагарин был против кандидатуры Пономаревой – у нее уже был ребенок, и он сказал: «Стоит ли рисковать жизнью матери?». Но ее все-таки приняли.

Прошедшим отбор предстояли еще более сложные тренировки и испытания. На центрифуге воспроизводили режим аварийного спуска корабля, перегрузка – в несколько атмосфер – вызывала нарушение кровообращения. Сажали в термокамеру с температурой 70 градусов. Если пульс подскакивал до 130, а температура тела повышалась на два градуса – выпускали.

Но самым страшным испытанием многие девушки считали сурдокамеру, имитирующую тишину безвоздушного пространства. Медики считали, что мертвая тишина и черный космос в иллюминаторе могут привести к психическим расстройствам.

В сурдокамере, размером 2,5 на 2,5 метра, испытуемые должны были провести десять суток. Они никого не видели, а за ними день и ночь наблюдали с разных ракурсов. Многих это обстоятельство смущало – ведь отправлять естественные надобности тоже нужно было под прицелами видеокамер.

Девушки старались вести себя достойно: читали книги, писали доклады, пели песни, вели дневники (которые тоже просматривались снаружи). Иногда с «Земли» им делали подарки в виде обратной связи. Одна из кандидаток, которая в камере читала детективы, рассказывает, что ее «душа расплавилась», когда ей на шестые сутки полной тишины включили песню Булата Окуджавы «Полночный троллейбус».

Жизнь «напоказ» угнетала. И только Валентина Терешкова, казалось, не замечала направленных на нее видеокамер: делала зарядку, занималась самоподготовкой.

Ощутить невесомость в начале 60-х годов можно было лишь на борту самолета, когда он летел по параболической траектории. Женский отряд летал «за невесомостью» на истребителе «МиГ-15». За один полет самолет успевал сделать три-четыре «горки», на каждой из них состояние невесомости длилось около сорока секунд. На одной «горке» нужно было написать свои фамилию, имя, отчество, поставить дату и подпись, на второй – попробовать «космическую пищу» из тубы, на третьей – сказать по рации заданную фразу. Так проверяли качество речи.

Еще одним важным видом подготовки были прыжки с парашютом, ведь космонавт при приземлении катапультировался и приземлялся на парашюте. Прыжки отрабатывали в разных условиях.

Одна из кандидаток, так и не полетевшая в космос, рассказывала, что труднее всего давались прыжки в воду. Тяжелый скафандр и перчатки, надутые от смены давления, а нужно отстегнуть парашютную систему, снять гермошлем.

– Помню, отстегнула я замки не по инструкции: оба одной рукой, – вспоминала одна из кандидаток Ирина Соловьева. – Когда развернула лодку, забросила в нее НАЗ – носимый аварийный запас – перед глазами у меня стояли огненные круги…

Приводнение отрабатывали в Тихом океане, и в случае нападения акул девушки должны были отпугивать их «ударяя по воде плоскими предметами». На случай приземления за Полярным кругом девушкам советовали белого медведя «есть всего, кроме печени – она ядовита». И это не были шутки! На все географические зоны были свои инструкции.

Перед сдачей государственного экзамена состоялось официальное представление женского отряда генеральному конструктору Королеву.

– Каждую из нас Сергей Павлович попросил рассказать о себе, — вспоминает Валентина Пономарева. – Потом поинтересовался, как возникло желание лететь в космос. К концу разговора он стал хмурым, а потом в узком кругу выразил неудовлетворенность составом нашей группы. Мы, по его мнению, оказались далеки от ракетно-космической техники. Это вполне соответствовало имиджу Королева. Было известно, что он не жаловал женщин на производстве и стремился ограничить их присутствие на полигоне. На себе, правда, мы этого не почувствовали: с нами он был корректен, внимателен и добр.

Вскоре в Центр подготовки из засекреченного конструкторского бюро приехала целая бригада «снимать мерки» для индивидуальных скафандров. А спустя месяц девушкам стало известно, что индивидуальная космическая одежда будет готова в октябре. Но не вся, а «сколько надо». Выяснилось, что скафандр Терешковой уже готов… Из штаба дошли слухи, что «она лучше всех». И уже тогда все поняли: полетит Терешкова.

В октябре запуск не состоялся, и весь «отдельный бабий батальон», как прозвал их космонавт Леонов, отправили на отдых в санаторий ЦК КПСС, в Гагры. Ирина Соловьева, которой не удавались прыжки с парашютом, улетела домой – тренироваться.

В санатории ЦК отдыхали партийные функционеры высокого ранга и там, рассказывала Валентина Пономарева, произошел курьезный случай.

– Среди солидных отдыхающих мы – четверо девчонок, мой муж и сын – выглядели, прямо скажем, загадочно. Несколько дней за нашей веселой компанией пристально наблюдал один из среднеазиатских партийных начальников. Он решил, что мой муж Юра – молодой бей с семьей: четырьмя женами и ребенком. Через посредников он попросил продать ему одну из жен. Больше всех ему понравилась Терешкова. «Все будет шито-крыто, – уговаривали Юру кунаки. – Никто и следов не найдет…». Не получив согласия, Валентину красть не стали. Среди беев существовал свой закон чести.

«Мама» кричать не будешь?»

Статная Валентина Терешкова нравилась многим. Но доводы о том, что Хрущев выбрал для первого полета Терешкову, потому что она ему нравилась, по словам ее подруг, несостоятельны. Хрущев вообще впервые увидел ее после полета, а решение о выборе командира корабля принимала комиссия.

Объявляли об этом, как обычно, накануне полета. В Центре за столом сидели Келдыш, Королев, Каманин… От множества погон с большими звездами у девчонок из отряда космонавтов рябило в глазах. В форме младших лейтенантов ВВС, ни живы, ни мертвы, они стояли сбоку, у стены. Все знали, что решение уже принято, и знали какое, но надеялись: а вдруг случится чудо… У Терешковой в буквальном смысле тряслись колени.

Вечером к ней зашел Королев. Спросил шутливо: «Ну, что? Завтра не закричишь «мама»?».

Он всегда сильно переживал и не спал перед запусками. А тут – женщина…

Сегодня многим бы показалось чудом сама эта надежда молодых девушек. Они прошли испытания на земле, а что могло ожидать их там – в неизведанном? Они вполне могли вообще не вернуться и погибнуть в жутком одиночестве космоса. А они надеялись полететь… И завидовали Терешковой, переживали за нее, и все трое суток, пока она летала, смотрели в небо в тот миг, когда в небе появлялась крохотная звездочка, говорили: «Наша Валя летит…».

Советским людям не говорили, что Терешкова в космосе не выполнила ни одного задания – так ей было плохо. Ее тошнило, она теряла сознание. Но она выполнила главное задание – слетала и вернулась. И стала первой женщиной-космонавтом.

Еще когда она была в полете, и на Земле знали о ее состоянии по приборам и датчикам, Королев сказал: «Пока я жив, ни одна женщина больше в космос не полетит!». На самом деле сказал он еще резче, употребив нецензурное слово на букву «п»: «Ни одной … в космосе больше не будет!».

А Терешкова проявила потрясающее мужество. И никогда не признавалась в том, что ей пришлось перенести.

Остальные из «бабского батальона» долго ждали своей очереди на полет, но так и не дождались: Королев свое слово сдержал. Только через 20 лет, когда его уже не будет в живых, в космос слетают Светлана Савицкая (первый «женский» выход в открытый космос), а потом Елена Кондакова (самый длительный полет). Подстегивало соперничество с США – везде быть первыми. Сейчас, на фоне растущей напряженности, такое соперничество воспринимается как великая благодать.

А девушки из первого женского «батальона» вышли замуж, родили детей и уже не жалели, что не побывали в космосе и не получили столько славы, сколько досталось Терешковой и другим космонавтам.

«Он заставлял летать ракеты…»

Королев сам мечтал побывать в космосе, но больше всего – на Луне. Он разрабатывал «лунную программу», наш спускаемый аппарат первым доставил на Землю лунный грунт. Но вот первым человеком, ступившим на Луну, стал американец. Даже два американца. Правда, у многих до сих пор это вызывает сомнения. Но, как ни странно, доводы о грандиозном «фейке», снятом в студии Голливуда, опровергает космонавт Алексей Леонов. Но при этом он говорит, что если бы Королев не умер так рано (в 59 лет), то первыми людьми на Луне были бы советские люди.

Королев так мечтал сам побывать на Луне, что когда он умер, Гагарин в крематории выпросил часть праха и сказал: «Я не буду Гагарин, если не доставлю на Луну прах Королева». Голованов спрашивал жену Королева, было ли такое? Она подтвердила. Сказала Гагарину, что делить прах нельзя – это не по-христиански. «Юра обещал вернуть, но вскоре погиб». Леонов тоже подтвердил Голованову: «Это действительно так. Мы хотели похоронить часть праха Королева на Луне. Я участвовал в несостоявшейся лунной программе и тоже поддержал эту идею. Прах я видел у Юры. Где он сейчас, не знаю…»

Может быть, кто-то из космонавтов развеял его в Космосе? Мне кажется, это было бы не хуже, чем на Луне…

Королев разрабатывал не только «лунную», но и «марсианскую» программу.

Как его только не называют: чело-век-невидимка, человек-тайна, чело-век-вселенная. Академик, один из основоположников советской космонавтики Борис Раушенбах говорил об удивительной интуиции Королева в том, что касалось космических кораблей. Он, физик-механик, поражался, что часто то, что делал Королев, противоречило самим законам физики и механики. Но – летало! Раушенбах писал: «Работать с Королёвым было трудно, но интересно. Повышенная требовательность, короткие сроки и новизна… Он всегда до тонкостей хотел знать проблемы, которые решали его сотрудники, докладывая ему тот или иной вопрос, я нередко слышал: «Не понял, повторите». Это «не понял» не каждый руководитель мог бы себе позволить, боясь уронить свой авторитет в глазах подчиненного. Но подобные человеческие слабости были совершенно чужды Сергею Павловичу. Все наши проекты находили воплощение в ракетной технике, в первую очередь, благодаря С.П., которого никто и ничто не могло остановить, если что-то было ему нужно для дела. Королёв говорил, что всегда ждал подтверждающего голоса интуиции, «как третьего звонка»… Как часто он, полагаясь на интуицию, решал спорные вопросы и никогда не ошибался! …Иногда говорят, что Королёв был выдающимся инженером и учёным. С этим трудно согласиться. Королёву не принадлежит ни одного интересного конструктивного решения сложного элемента. В науке нет ни одной теории или теоремы или большого исследования, связанного с его именем».

А инженер-электронщик Евгений Шильников, работавший с Королёвым над запуском первых спутников и Гагарина, сказал так: «Он своей волей и убеждённостью заставлял ракеты летать. Можно сказать, они летали, потому что так хотел Королёв».

Подготовила Наталья Смирнова