Бандиты Приуралья
Тема бандитизма на территории нашей области в начале 20-х годов минувшего века – одна из самых трагичных, противоречивых и малоизученных страниц истории.
В советское время под понятие «банда» попадали все вооружённые группы людей, независимо от характера их действий. А ведь эти группировки и по истории своего возникновения, по характеру и по целям своей деятельности были самыми разнообразными.
Впервые о бандитизме на территории области открыто заговорили весной 1920 года. И связано это было с массовым дезертирством из рядов Красной Армии. Справедливости ради надо сказать, что проблема дезертирства в это время была общероссийской и носила настолько массовый характер, что даже не скрывалась. Для борьбы с дезертирством были созданы специальные отделы, а один из подотделов путем опроса задержанных дезертиров пытался выяснять причины массового дезертирства. А причины были разными. Но упомянутое подразделение не имело каких-либо полномочий по пресечению вала дезертирства, который с каждым днем только нарастал. А вместе с этим усложнялась и криминогенная обстановка. Ведь в отлучке дезертирам нужно было на что-то жить, чем-то питаться. И они сбивались в шайки, занимаясь воровством, грабежами и разбоями. Весной 1920 г. газета «Красный Урал» чуть ли не ежедневно публикует сообщения о судебных процессах над дезертирами, совершившими подобные преступления в Уральске и губернии.
В нашем Западно-Казахстанском архиве есть фонд (№ 46), озаглавленный «Материалы Уральского реввоентрибунала». И поныне там хранятся около 120 уголовных дел на дезертиров тех лет. По иным делам проходило сразу по несколько человек.
Конечно, власти не могли мириться с таким положением дел. Да и среди населения росло недовольство.
В ночь с 6 на 7 апреля 1920 года в Уральске была проведена облава на дезертиров. Ее результаты оказались шокирующими. В городе с населением 36 тысяч человек было задержано свыше 1000 дезертиров. Ни командование гарнизона, ни руководство города не знало, что делать с такой массой. Если применять к ним всю букву существующего закона, то этим можно было обескровить уральский гарнизон. А ведь время было еще неспокойное.
По результатам той облавы крайними решено было сделать командиров подразделений. Якобы задержанные это вовсе не дезертиры, а бойцы, получившие увольнительные отпуска, командиры просто «забыли» выдать им увольнительные билеты. Но облавы решено было проводить и впредь.
И лишь комплекс всех этих карательных мер стал приносить какие-то результаты, правда, в пределах одного только Уральска. Этому способствовала и наступившая весна. Вооруженные шайки дезертиров стали покидать ставший для них тесным город для того, чтобы обосноваться рядом или возле населенных пунктов.
Их-то чаще всего и называли «зелеными». Хотя в некоторых документах они именовались «дезертиры и зеленоармейцы».
Но и здесь – в окрестностях Уральска и иных населенных пунктов – дезертиры занимались все тем же: воровством и разбоем. Ведь питаться нужно было чем-то. Вот и угоняли они скот и вычищали закрома. Конечно, крестьяне (при Советской власти так стали называть всех сельских жителей и казаков, уже лишенных к этому времени своего казачьего звания, и переселенцев), доведенные до нищеты двумя войнами – германской и гражданской, – были не в восторге от всего этого.
Несколько по-иному вели себя бывшие красноармейцы, призванные на территории нашей области и служившие в гарнизоне Уральска или в уездных городах нашей области (Гурьев, Калмыков, Джамбейта, Илек). Такие дезертиры обычно находились на «иждивении» своих семей. «Иждивении» тайном.
Конечно, власти знали о существовании «зеленых». Со временем они узнали и примерные места их пребывания, хотя бы наиболее крупных их скоплений. И вскоре появились отряды особого назначения. При этом поставленные им задачи, а тем более маршруты передвижения обычно не афишировались. О возможном появлении отрядов на своей территории порой не знали даже сельсоветы. Но сам факт возникновения новых вооруженных отрядов взволновал крестьян. Тем более, что некоторые бойцы этих отрядов вели себя по отношению к местному населению не всегда благоразумно. Да и форма и у чоновцев, и у большинства дезертиров была одинаковая – красноармейская. Попробуй-ка разберись, кто из них кто. Волнения крестьян были настолько сильными, что этот вопрос не раз поднимался на страницах «Красного Урала».
Зеленые были не только в Уральском уезде. Ещё раз повторюсь: красноармейские гарнизоны стояли во всех уездных городах области. Соответственно и там в той или иной степени существовала проблема дезертирства.
В уже упоминавшемся фонде №46 Западно-Казахстанского архива хранится «Доклад Особого отдела о ликвидации банд зеленых в Илекском уезде». В отличие от абсолютного большинства рукописных документов тех лет, этот документ изложен очень грамотно и, что очень немаловажно, написан разборчивым почерком. Доклад объемный – на семи страницах, размером 30 на 40 сантиметров, и довольно подробный. А подробный доклад потому, что в «руководство» зеленых (согласно докладу) был внедрен сотрудник ЧК, который не только хорошо знал положение дел среди них, но и, судя по всему, имел определенное влияние на ход событий.
В Илекском уезде существовало несколько отрядов зеленых. В докладе приводится ряд фамилий их главарей: Порохожев, Антонов, Кузьмин, Луговой. В августе 1921 года произошел объединенный съезд этих, скажем так, командиров. Согласно докладу, в это же время к ним прибыла делегация Сапожкова (разговор о котором еще впереди) с предложением о совместных действиях. Но в августе сапожковцы уже потерпели ряд поражений и положение самого Сапожкова было весьма зыбкое. Возможно поэтому эти переговоры закончились безрезультатно, хотя илекские зеленые после этого и стали именоваться – по примеру частей Сапожкова – «Народной армией №2». В это же время они узнали о существовании в Оренбурге белого подполья, для переговоров с которым была направлена делегация. В докладе не приводятся фамилии «подпольщиков», но переговоры убедили илекцев в отсутствии подполья и они поняли, что в Оренбурге им надеяться не на кого. Тогда-то руководство зеленых решило действовать самостоятельно. Их численность в это время определялась весьма расплывчато. В докладе говорится о двух сотнях человек Народной армии №2 и еще ряде мелких подразделений, а также о наличии в отряде 23 царских офицеров, но это количество вызывает у меня сомнение. Вряд ли в небольшом отряде зеленых, действовавшем в окрестностях относительно небольшого уездного гарнизона, могло скопиться такое количество офицеров. Хотя, возможно, это количество связано с началом разгрома сапожковских отрядов и с упомянутым оренбургским подпольем.
Итак, Народной армией №2 с 17 сентября по 13 октября были предприняты два неудачных штурма большого села Кардаиловка и две неудачные атаки менее крупного села – Н. Озерного. После этих неудачных многодневных боев зеленые были обескровлены, и отряды особого назначения приступили к их ликвидации. О количестве убитых в докладе не говорится, но приводятся такие данные: взяты в плен 40 зеленоармейцев, 58 дезертиров, 14 человек укрывателей и 13 заложниц. Из этого числа 18 человек приговорены к расстрелу, к условному тюремному заключению с отправкой на фронт – 29, тюремному заключению – 40, к другим мерам наказания – 5 человек, конфисковано имущество – 13 человек, оправдано 12. На село Новоселовка «за укрывательство дезертиров» наложен штраф в 3 миллиона рублей. Вряд ли население этого села было причастно к укрывательству дезертиров. Не выступать же крестьянам с вилами и топорами против вооруженных бандитов. В ходе следствия шестеро приговоренных к расстрелу (Синелин, Кируев, Полевин, Секретов, Петр и Федор Дьяченко), взломав дверь, бежали из-под стражи. По факту побега было начато служебное расследование.
Доклад является самым крупным и подробным документом, рассказывающим о действиях против вооруженных формирований дезертиров. Борьба с этим явлением велась все лето 1920 года. Дело дошло до того, что на общероссийском уровне был принят закон, согласно которому на имущество дезертиров накладывался временный арест (обычно на 1,5-2 месяца), и оно же передавалось во временное пользование «беднейшим семьям красноармейцев». Если за это время дезертир не заявлял о своем местонахождении, то имущество считалось конфискованным окончательно. Конечно, конфисковать имущество дезертиров, призванных в Красную Армию из какой-нибудь центральной российской губернии, Уральскому губкому было затруднительно. Но среди покинувших уральские гарнизоны было немало уроженцев нашей губернии. Вот к ним-то Уральский губком и стал широко применять этот закон, а «Красный Урал» часто публиковал списки наказуемых уральцев. Иногда они были весьма обширны.
Но именно летом 1920 года и произошел всплеск дезертирства, последний и самый мощный. И связан он был с восстанием комдива Сапожкова. Это немало всполошило власти, как местные, так и центральные. Ведь здесь восстал не Фомин из «Тихого Дона» со своим эскадроном, а целая дивизия, подразделения которой дислоцировались от Джамбейты и Таловой до Уральска и Бузулука. Но причины обоих восстаний были одни и те же, главная из которых – продразверстка. И к Сапожкову потянулись все недовольные Советской властью, в том числе большинство зеленых и одиночных дезертиров, оказавшихся в зоне действия его «Народной армии». В июле, Сапожков подошел к Уральску, к нему стали перебегать красноармейцы из уральского гарнизона. Иногда переходили целыми ротами, правда, на непродолжительное время, буквально на несколько дней, иногда на сутки…
Вообще-то, восстание Сапожкова – это тема для отдельного разговора. Восстание малоизученное потому, что если в наших, уральских архивах и есть документы по этому событию, то они хранятся в архивах бывшего КГБ, а потому обычному человеку недоступны. А на советские печатные источники ссылаться весьма рискованно из-за их однобокости. Но это восстание однозначно можно назвать антикоммунистическим, ибо лозунгом сапожковцев – также окрещенных большевиками бандитами – было: «За Советскую Россию без коммунистов». А то, что сапожковщина всколыхнула всех недовольных этой властью, независимо от их политических взглядов, это уже другой вопрос. И именно в этом – в наличии определенных политических лозунгов, и главное отличие сапожковских «бандитов» от всех прочих многочисленных вооруженных группировок, действовавших на территории области. В отличие от них Сапожков, несмотря на его продолжительную и честную службу в рядах Красной Армии, командиры его «Народной армии», а также командиры тех отрядов, которые не смогли по тем или иным причинам соединиться с Сапожковым и поэтому действовавшие самостоятельно, но тоже имевшие свои политические лозунги, все они – повстанцы. Правда, их ряды очень сильно были засорены уголовным элементом, людьми деморализованными, что, несомненно, сказалось на их отношениях с местным населением.
Я хотел бы остановиться на малоизвестной стороне, а именно – на репрессиях, которым подвергались люди по обвинению в участии или соучастии в этом восстании. Они малоизвестны потому, что не афишировались в годы Советской власти, хотя уже с осени 1920 года «Красный Урал» изобиловал судебными приговорами по этим делам. Конечно, публикации не дают полного представления о размерах репрессий, но зато разъясняют, в чем именно обвиняли людей и какое наказание они понесли. Обратим внимание также, что данные преступления – не обычная уголовщина, на которую трибунал смотрел иногда сквозь пальцы. Они относились к категории контрреволюционных, к самым тяжким. А это уже, как говорится, «другой коленкор».
(Продолжение следует)
Автор: Сергей Калентьев
